– Не лезь ты в это. Понятно, что ты желаешь нам добра, но у Дина есть все причины ненавидеть меня. Не сумей он найти способ защитить себя, никогда не стал бы тем, что представляет собой сейчас.
Взглянув на часы, она поднялась со стула.
– Мне нужно поговорить с малярами.
Блу глянула на Райли, свернувшуюся запятой на одеяле.
– Дайте ей поспать. Я остаюсь.
– Ты не возражаешь?
– Я немного порисовала бы, если у вас найдется бумага.
– Конечно. Сейчас принесу.
– И, если уж вы так любезны, может, я воспользуюсь вашей ванной?
– Возьмешь все необходимое из аптечного шкафчика. Дезодорант. Зубную пасту. – Эйприл помедлила. – Косметику.
Блу улыбнулась. Эйприл ответила улыбкой.
– Я выложу из шкафа кое-какие вещи, которые ты сможешь надеть.
Блу не могла представить, чтобы какая-то одежда гибкой, высокой Эйприл могла бы подойти ей, но была благодарна за предложение.
Ключи от машины на кухонном столе, – продолжала Эйприл. В ящике комода лежит двадцатка. Когда Райли проснется, не отвезешь ее в город пообедать?
– Я не возьму ваших денег.
– Я отправлю счет Дину. Пожалуйста, Блу. Я хочу, чтобы они не встречались, пока люди Джека не доберутся сюда.
Блу вовсе не была уверена в целесообразности такого шага, но ее уже упрекнули в стремлении лезть в чужие дела, поэтому она неохотно кивнула.
– Хорошо.
Эйприл выложила на кровать изящную розовую блузку и короткую юбочку, пенящуюся оборками. Она сумела наскоро закрепить и то и другое кусочками двустороннего скотча, чтобы одежда казалась короче и уже.
Блу знала, что в этом наряде будет выглядеть очаровательно. Слишком очаровательно. Этакий пушистый шарик всем своим видом говорящий «Трахните меня, кому не лень»! Именно с этой проблемой сталкивалась Блу каждый раз. когда пыталась привести себя в порядок. Основная причина, почему она потеряла интерес к приличной одежде.
Поэтому сейчас она натянула голубую футболку. Конечно, фиолетовые штаны выглядеть от этого лучше не стали, но даже у нее не хватало храбрости появиться на людях в оранжевом безобразии, называемом майкой. Но тщеславие тут же подняло свою уродливую голову, и она взялась за косметику Эйприл: мазок розовых румян на щеках, тонкий слой губной помады и достаточно туши, чтобы показать, насколько длинны ее ресницы. Пусть Дин хотя бы: раз в жизни увидит, что и она не так уж плоха. Просто плевать ей на свою внешность.
– С косметикой вам куда лучше, – заметила Райли с пассажирского сиденья «сааба» Эйприл, когда они направились к городу, – а то у вас лицо словно стертое.
– Ты проводишь слишком много времени в обществе этой кошмарной Тринити.
– Вы единственная, кто считает ее кошмарной. Все остальные ее обожают.
– Вовсе нет. Кроме, конечно, ее матери. Другие просто притворяются.
Райли виновато ухмыльнулась.
– Мне нравится, когда вы дурно говорите о Тринити.
Блу рассмеялась.
Поскольку в Гаррисоне не было «Пиццы-хат», они выбрали «У Джози», ресторанчик напротив аптеки. Обслуживание было паршивым, еда и того хуже, и вакансий тут не имелось: Блу первым делом спросила о работе. Но Райли здесь понравилось.
– Я никогда еще не обедала в таких местах. Тут все по-другому.
– Да, здесь определенно свой стиль.
Блу остановила выбор на сандвиче с беконом, салатом и помидорами, в котором салата оказалось гораздо больше, чем бекона или помидоров.
Райли подняла прозрачный ломтик помидора со своего бургера.
– И что это означает?
– Что этот ресторанчик – вещь в себе, и здесь не любят посетителей.
Райли обдумала ее слова.
– В точности как вы.
– Спасибо, и как ты тоже.
Райли сунула в рот кусочек жареной картошки.
– Уж лучше бы я была хорошенькой. Она оставила прежнюю майку, но сменила сиреневые штаны на слишком тесные джинсовые шорты, которые подхватывали живот.
Они устроились в потрескавшейся виниловой кабинке, из которой открывался неплохой вид на дрянное собрание пейзажей Запада, висевших на тошнотворно голубых стенах, а также на пыльные статуэтки балерин в ящичках под стеклом. Пара светлых потолочных вентиляторов, раскрашенных под дерево, разносила по залу запах жареного.
Дверь открылась, и ровное жужжание разговоров стихло, когда в зал, опираясь на трость, вошла величественного вида женщина, очень грузная, с белым от пудры лицом, разодетая в ярко-розовые слаксы и такую же тунику. В глубоком треугольном вырезе поблескивали многочисленные золотые цепочки, а камни в длинных серьгах выглядели настоящими бриллиантами. Возможно, когда-то она была красива, но не позволяла себе стареть с достоинством. Высокая, донельзя залаченная прическа из буклей, волн и локонов казалась париком. Она нарисовала брови светло-коричневым карандашом, но злоупотребила черной тушью и голубыми тенями с блеском. Небольшая родинка, которая когда-то могла показаться соблазнительной, висела в углу ярко-розовых губ. Высокие ортопедические ботинки рыжеватой кожи, обхватывавшие распухшие щиколотки, были единственной уступкой возрасту.