159 
Холодное, непроницаемое лицо Далли не смягчилось, и Франческа рассердилась на себя за бесполезную попытку что-либо ему объяснить.
— Далли, я хочу, чтобы сегодня вечером ты вернул мне Тедди, иначе я иду в полицию.
— Если бы ты хотела обратиться в полицию, то уже сделала бы это!
— Единственная причина, почему я пока этого не сделала, — не хочу огласки для Тедди. Поверь мне, больше откладывать я не буду! — Она шагнула к нему ближе, демонстрируя свою решимость. — Не надо меня недооценивать, Далли. Не путай меня с той девочкой, которую ты знал десять лет назад.
Мгновение Далли ничего не отвечал. Он отвернулся и уставился в ночь.
— Другая женщина, которую я ударил, была Холли Грейс.
— Далли, я не желаю слушать…
Он схватил ее за руку.
— Придется выслушать. Я хочу, чтобы ты абсолютно точно уяснила себе, с каким сукиным сыном ты будешь иметь дело. Я избил Холли Грейс после смерти Денни — вот какой я мужчина. И знаешь почему?
— Не… — Франческа попыталась вырваться, но он только крепче сжал ее руку.
— Потому что она плакала! Вот почему я ее избил. Я бил эту женщину потому, что она плакала после смерти ее ребенка. — Резкие тени от фар легли на его лицо. — Ты понимаешь теперь, что я могу сделать с тобой?
Он блефовал, Франческа это знала; она чувствовала это. В каком-то смысле Далли открылся, и она смогла заглянуть к нему в душу. Она нанесла ему глубокую душевную рану, и Далли решил ее наказать. Наверное, он действительно хотел бы ее ударить, но не смог — Франческа в этом убедилась.
С большей ясностью, чем ей бы хотелось, она наконец поняла глубину его горя. Франческа чувствовала его каждым своим нервом: в нем, как в зеркале, отражалось ее собственное горе. Все в ее душе восставало против мысли о том, чтобы жить в постоянно травмирующей ситуации. Ее сын находился у Далли, но она знала, что он не сможет удержать его надолго. Он хотел избить ее, но это было против его натуры, поэтому Далли искал другой способ наказать ее, другой способ заставить ее страдать. Франческа почувствовала, как у нее задрожал подбородок. Далли умный, и если будет размышлять об этом достаточно долго, то сможет придумать способ ей отомстить. Она должна остановить его до того, как это случится. Ради них обоих, ради Тедди она должна все это остановить.
— Как-то давно я слышала, что богатые люди тратят так много сил, чтобы защитить свое достояние, что теряют представление об истинных ценностях жизни.
Она шагнула вперед, не касаясь Далли, но так, чтобы смотреть ему прямо в глаза.
— Я сделала удачную карьеру, Далли, — у меня семизначный счет в банке, ценные бумаги… У меня дом и красивая одежда.
В моих ушах — бриллиантовые серьги по четыре карата. Но я никогда не забываю о самом важном в моей жизни.
Она подняла руки к ушам и вынула бриллиантовые серьги из мочек. Они лежали на ее ладони холодные как льдинки. Франческа протянула их Далли.
Впервые он выглядел сбитым с толку.
— Что ты делаешь? Мне они не нужны! Боже, ребенок у меня не ради выкупа!
— Я знаю. — Она потрясла бриллианты на ладони, и они засверкали в свете фар. — Я больше не твоя Неженка, Далли. Я хочу, чтобы ты совершенно ясно понял, что в жизни для меня важнее всего и на что я пойду, чтобы вернуть Тедди! — Она сжала бриллианты в кулаке. — Самое важное в моей жизни — мой сын. И если дело касается Тедди, на все остальное мне наплевать!
Пока Далли смотрел на нее, дочь Блэк Джека Дея одним сильным движением руки швырнула свои безупречные бриллиантовые серьги по четыре карата далеко в самую темную часть карьера.
Секунду Далли не говорил ни слова. Он поднял ногу и оперся ботинком о бампер машины, глядя в направлении, куда она кинула серьги, и наконец посмотрел на нее:
— А ты изменилась, Френси. Знаешь это?
Она кивнула.
— Тедди — необычный мальчик.
То, как Далли это произнес, не звучало комплиментом.
— Тедди — лучший мальчик на свете! — резко ответила она.
— Ему нужен отец! Мужское влияние, которое поможет ему сделаться тверже. Мальчик слишком мягкий. И первое, что ты должна сделать, — рассказать ему обо мне.
Франческе захотелось закричать на него, сказать ему, что она никогда этого не сделает, но она тут же с болезненной ясностью поняла — слишком много людей знали правду, чтобы и дальше скрывать ее от сына. Франческа неохотно кивнула.
— Нам нужно наверстать много прошедших лет, — сказал Далли.
— Я не собираюсь ничего наверстывать.
159 
