Особенно,... 
80 
Корт запер дверь неспешно, тщательно, стараясь выиграть время. Взбешенная Дрю бросила на него косой настороженный взгляд.
Он сложил руки на груди и прислонился к косяку.
Черт побери, будь все проклято, она думает о Ленуаре. Бережет себя как может для этого прохвоста.
Только через его труп. Прежде он убьет выродка! Ничего, он уничтожит всякую память о нем, даже если придется для этого прикончить и Дрю.
Молчание тянулось, становясь все более неловким. Она была уверена, что он с порога начнет предъявлять свои права, требовать, что позволит ей, в свою очередь, сопротивляться с чистой совестью, бороться до конца, причинить ему столько боли, чтобы он и не подумал прикоснуться к ней.
Но Корт ничего не сказал… нет, не правда… за него говорили глаза. Жадные. Горящие. И даже Дрю в своей невинности ясно понимала значение этого взгляда. Он пришел за своей наградой.
И она — эта награда.
— Мне нужна моя одежда, — сухо обронила Дрю.
— Нет! — прорычал он.
Сердце девушки упало.
Значит, милосердия и пощады ждать не приходится.
А что она воображала? Что он явится с подарками, цветами, стихами и мольбами?
Он груб, жесток и привык брать, не спрашивая.
Так тому и быть.
Девушка с трудом взобралась на постель, потащив за собой покрывало.
— Я готова.
Щека Корта раздраженно дернулась. Готова! Это она‑то, с ее мученической физиономией и покрывалом, обтягивающим тело надежнее, чем пояс целомудрия!
Она нуждается в сильной, твердой руке. Дрю не глупа. Не наивна. Но чего он ожидал? Лань пуглива и готова в любую минуту сорваться с места и сбежать от хищника. А его задача — выманить ее из укрытия и заставить забыть о девических страхах, пока она не начнет молить о пощаде.
— А я нет, — коротко буркнул он. — И так дело не пойдет.
— Ну а я только и мечтаю о том, чтобы поскорее с этим покончить! — отрезала Дрю, садясь.
Это уже лучше: лань показывает зубки.
Корт не изменил позы. Пусть выговорится. Все равно игру ведет не она, пусть пока и отказывается это признать. Ей еще предстоит узнать, кто здесь имеет право предъявлять претензии, а кому следует робко склонить голову. Но ничего, всему свое время. И он получит ее. Покажет, кто здесь хозяин.
— Возможно, — не повышая голоса, признал он, — но прежде, маленькая лань, два условия, и всякая торговля неуместна. И возражения бесполезны.
Глаза девушки яростно сверкнули.
— Ты уже определил все границы, Корт! Все, что выходит за их пределы, для меня неприемлемо.
— Два условия, — спокойно повторил он, не обращая внимания на выпад. — Первое: ты никогда, слышишь, никогда не будешь прятать от меня свое обнаженное тело…
Дрю рассерженно вскинулась.
— …и второе: ты не смеешь отказать мне ни в чем… здесь, в нашей спальне.
Девушка задохнулась. Руки сами собой сжались в кулаки. О, с каким бы наслаждением она вцепилась ему в горло! Мало того что он купил ее, так еще и отобрал все, до последней нитки!
Тело и душа… все принадлежит ему. У нее не осталось ничего своего. И если она воображала отпугнуть его словами или жалким куском ситца, то явно недооценила его решимости воспользоваться своим новым приобретением. Невольница, покорная его капризам, его власти, его похоти.
На всю оставшуюся жизнь…
Дрю зажмурилась, только сейчас осознав все значение этой фразы. Быть связанной с этим человеком, никогда не узнать настоящей любви, другой жизни…
— Ты меня слышала? — прошептал Корт обманчиво‑тихим, вкрадчивым голосом.
— Я… слышала… д‑да… — заикаясь, пролепетала девушка.
— Да ну? Неужели слышала? Ты понимаешь, чего я хочу, и еще не покорилась? Именно это хочешь мне сказать? Что мои желания не важны для тебя? И с моими, пусть и незначительными, требованиями можно не считаться?
— Я…
Судорога стиснула ее горло. Хозяин отдает приказания: холодный тон, ледяные глаза, бесстрастное лицо. Он желает показать свою власть, заставить ее усвоить, что он может делать с ней все, что захочет, потому что сполна заплатил за это право.
Прямо с невольничьих торгов и в его кровать. Да какая, в конце концов, разница?
— Я жажду видеть тебя голой… прямо сейчас! — приказал он. Резко. Непререкаемо.
И все же Дрю не могла заставить себя обнажиться перед ним. Ее охватило одиночество. Предательство… самые родные люди ее предали…
80 
