37 
— Я горд быть вашим рабом, моя королева, и всегда буду служить вам.
— Пойдем, — позвал Дагон. — Мы совершили омовение, и Вернус принес нам специальное растирание. Кроме того, мне хочется пить.
Они вернулись в спальню, и Адон разлил вино, в которое, по велению Дагона, были подсыпаны особые травы, возбуждающие похоть. Все выпили и стали растирать друг друга снадобьем Вернуса, то и дело сливаясь в объятиях, по мере того как нарастали желания. Мужчины яростно ласкали груди и ягодицы Халиды. Наконец все трое упали на кровать, так что мужчины оказались по обе стороны от королевы. Дагон повернулся лицом к супруге, припал к ее губам в глубоком поцелуе. Он по‑прежнему гладил округлую упругую попку Халиды, а оказавшийся сзади Адон играл с ее распухшими и ноющими грудями, щипая соски, чтобы возбудить ее еще больше. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было тяжелое, хриплое дыхание сошедшихся в любовном поединке людей.
— Обними меня ногами, любимая, — скомандовал Дагон, — и оставайся на боку.
Халида закинула на него ногу, а вторую протиснула снизу, и Дагон немедленно вонзил свое гигантское копье, бешено насаживая ее на себя. Халида вздохнула от удовольствия, но тут же взвизгнула, ощутив, как Адон раздвигает полушария ее попки и медленно проникает в ее врата Содома. Ощущение было ошеломительным. Дилдо не подготовил ее к вторжению сладострастного фаллоса.
— Для этого есть особый ритм, любимая, — наставлял Дагон, привлекая ее к себе, так что она крепко прижалась к нему и давление в попке немного ослабло. И тут второй любовник потянул Халиду на себя, и попка прижалась к его животу. Вперед‑назад… вперед‑назад…
— Теперь попробуй сама, — ободрял он.
Халида сгорала от желания. Обняв Дагона за шею, она приникала к нему грудью и животом, а потом припадала к Адону нежными бедрами. Молодой человек громко стонал, терзаемый сладострастием, и дерзко кусал ее шею. Вскоре, не в силах совладать с собой, он со всхлипом излился в нее резкими выбросами, пока окончательно не иссяк и не откатился от королевы, утомленный и насытившийся.
Дагон перевернул Халиду на спину и развел ее ноги, чтобы войти еще глубже. Чувственное удовольствие‑боль пробудило в ней тигрицу. Она, не помня себя, принялась его царапать, вонзила маленькие, белые зубки в плечо, укусила до крови. И тут же принялась зализывать рану.
— Сука! — прорычал он, прихватывая губами мочку ее уха.
— Не останавливайся! Только не останавливайся, — задыхаясь, молила она. — Ах, Сунева! Наконец‑то!
Она долго содрогалась в последних порывах экстаза. Лоно ее превратилось в жадный рот, высасывающий из Дагона последние капли сока, выдавливающий все, что он мог предложить ей. И тут Халида лишилась чувств, не в силах больше вынести бремя взаимного сладострастия.
Немного отдохнув, Дагон велел белокурому рабу:
— Теперь иди и помни свое обещание Вернусу никому не говорить о том, что здесь было. Тебя хорошо вознаградят, не только королева, но и я. Ты оказал нам большую услугу, Адон.
Раб поднялся и накинул короткую тунику, которую сбросил при входе в комнату.
— Я не пророню ни слова, — пообещал он, глядя на усталую женщину. — Ни за что не причинил бы ей зла, Дагон. Я обожаю ее! И хотя именно тебя она выбрала в супруги, не могу не любить Халиду.
— Понимаю, — кивнул Дагон. — Если она пожелает тебя, я не встану между вами, хотя, боюсь, не смогу не ревновать.
Адон поклонился и ушел.
Проснувшись через несколько часов, Халида увидела рядом одного Дагона. Привстав, она коснулась губами его губ, и синие глаза распахнулись.
— Спасибо, — прошептала она. — Это было чудесно.
— Надеюсь, ты не ждешь, чтобы все наши ночи отныне были столь волнующими? — нежно улыбаясь, заметил он. — Думаю, я истощил игру своего воображения. Но по‑прежнему люблю тебя, моя прелестная королева.
— Мне осталось править всего два дня, — напомнила Халида.
— Это не важно, Халида. Я всегда буду любить тебя, даже когда ты состаришься и покроешься морщинами.
— С женщинами Кавы такого не бывает, — возразила она.
Дагон рассмеялся:
— Тем более!
— Давай останемся вместе, пока не настанет время выбрать новую королеву, — предложила Халида. — Вернус принесет нам еды, а кроме тебя, мой чудесный принц, мне никто не нужен. А тебе?
— Я мог бы провести здесь всю жизнь! — воскликнул Дагон.
37 
