119 
– Бесс, не сердись. Ради всего святого, не скрывай от меня того, что тебе известно о Моргане!
– Мне, в самом деле, нечего тебе сказать о нем. Кого бы я ни расспрашивала, никто не знает, попадет ли твой драгоценный Морган Тренчард в первую партию для отправки в суд. Это я могу сказать тебе точно.
«В таком случае, – подумала Дизайр, – остается надежда на то, что он еще здесь, как и многие другие. В Ньюгейте – сидит в своей камере и дожидается суда».
– Почему ты не хочешь как следует подумать о том, что тебе говорить на суде, когда настанет твоя очередь? – Бесс посмотрела на Дизайр с ухмылкой и продолжала: – Я готова спорить на что угодно, что при разумном поведении у тебя есть надежда выйти на свободу. Собственно говоря, почему бы тебе не поработать головой? Ты можешь красиво и убедительно говорить. У тебя прекрасные манеры. Мне кажется, ты вполне можешь вызвать сочувствие к себе. Я думаю, что, глядя на тебя, даже самый бессердечный ублюдок – я имею в виду судью – проникнется состраданием. Дизайр, ты слышишь, что я тебе говорю?
– Стараюсь, но мне трудно отделаться от мыслей о…
– Думай о себе, если не хочешь, чтобы тебе накинули веревку на шею в Тайберне, – оборвала ее Бесс. – Если сумеешь пустить слезу, когда начнешь рассказывать судьям о том, как тебя похитил Морган Тренчард… как он насиловал тебя, не обращая внимания на твои мольбы…
– Но все было совсем не так. – Дизайр возмутили слова Бесс. – Я же рассказывала тебе, как Морган вырвал меня из лап бандитов. Он сделал это, несмотря на то, что я похитила у него кошелек.
– А-а, теперь вспомнила. Потом он привез тебя в какой-то фермерский дом, где обычно скрывался вместе со своими ворами-друзьями.
– Он увез меня с собой и спас от беды. Если бы он не сделал этого, мне пришлось бы возвращаться к Старой Салли или продолжать скитаться по улицам в Уайтфрайерсе. Там не пришлось бы воровать или умирать с голода…
– Умоляю тебя, выкинь это из головы! Ты должна заставить судей поверить, что была в то время почти девочкой, которую Тренчард силой лишил невинности. Можешь сказать, что ты работала служанкой в каком-нибудь уважаемом семействе. Можешь изобразить себя горничной какой-нибудь богатой леди. Ну что тебе стоит придумать это? Скажешь, что ты отправилась выполнять поручение своей госпожи и подверглась нападению Моргана Тренчарда. Потом будешь рассказывать о том, как он увез тебя с собой…
– Мисс Гилфорд!
Это ее окликнул Эльф, неожиданно появившийся в дверях. Обычно охранник обращался к ней не иначе как «шлюха», а бывало, что и хуже. Сейчас вежливое обращение Эльфа вызвало у Дизайр немалое удивление, но все прояснилось очень быстро.
Обезьяноподобный охранник посторонился, и Дизайр увидела стоявшего позади него Джеффри Уоррингтона.
В первую секунду от неожиданности она не могла двинуться с места и произнести хоть слово. Когда она опомнилась, у нее вырвался вздох облегчения. Все это время ее не оставляла уверенность, что, получив весточку от нее, Джеффри обязательно придет. Она с благодарностью посмотрела на него.
Движением руки Джеффри приказал Эльфу удалиться, после чего медленно вошел в камеру. Если бы Дизайр позволила себе поддаться охватившим ее чувствам, она непременно бросилась бы навстречу ему с протянутыми руками и словами признательности. Сознавая неуместность подобных проявлений эмоций, она вынуждена была сохранять сдержанность. Она даже немного отступила назад, заметив перемены в его внешности.
Он был не в расшитом камзоле и просторных панталонах. На худощавом лорде ловко сидел военный мундир с золотыми блестящими эполетами и такой же тесьмой на обшлагах. Благодаря форме он казался выше и шире в плечах. Прекрасно смотрелись плотно облегающие ноги голубые брюки и сверкающие кавалерийские сапоги.
– Джеффри, что значит этот наряд? – воскликнула Дизайр.
Однако ответа не последовало, и она поняла, что он не только сменил одежду, но и внутренне стал другим. Посмотрев внимательнее на его твердый, неулыбающийся рот, синие глаза с выражением откровенного разочарования, она невольно попятилась. Теперь он казался ей старше и мужественнее, и она понимала, что это произошло из-за нее.
Узнав всю правду, он, должно быть, был потрясен. Наверное, он испытывал унижение оттого, что подарил свою любовь и был готов предложить имя и титул ей – любовнице преступника, разбойника с большой дороги. Скорее всего, первым человеком, рассказавшим ему об этом, была Ровена. Можно представить, с каким злорадством и какими красками она описала это. Вообразив, что творилось тогда в душе бедного Джеффри, Дизайр почувствовала, как боль сдавила ей сердце.
119 
