Особенно,... 
427 
– Так почему не вызвать гвардию сейчас?!
– Ваше Величество, это не в моих правах. Как генерал-инспектор я заведую только хозяйственной частью гвардии.
Да, вот, он носил великолепный гвардейский мундир, и состоял на службе, и был отроду военный человек, – а которые сутки спокойно оставался в Царском Селе?
– Так езжайте на фронт! Так передайте им и привезите сюда преданные полки! – властно восклицала государыня. Она ждала мужской поддержки – но Павел сидел благородно-опечаленный, и мужская сторона опять оставалась за нею.
Павел ответил, что было бы непростительным своеволием ему ехать на фронт за войсками, для этого есть Ставка.
Но на лице его выражался стыд – и бессилия, и непонимания событий, да может быть и слабости возраста.
И государыня, позвавшая его с импульсом прощения, сейчас опять испытала укол обиды. И сказала величаво:
– Если бы императорская фамилия поддерживала Государя, вместо того чтобы давать ему дурные советы, – то этого бы не произошло!
Павел выпрямился, сидя, и отчётливей проступила породистость его благородного лица:
– Ни Государь, ни вы не имеете оснований сомневаться в моей преданности и честности. Но время ли вспоминать старые размолвки? Сейчас надо добиться скорейшего возвращения Государя.
– Государь – возвратится завтра утром, – холодно ответила Александра Фёдоровна.
– Так я встречу его на вокзале! – с пылкой готовностью воскликнул Павел.
Это правда, он обожал Государя. Это правда, он был лоялен.
И только.
Ещё и суетливость была за ним.
Его можно было и не вызывать.
Отпустила.
Но – на кого же ей опереться?
Ведь все покинули, и никто даже не телефонирует.
Настроение во дворце падало. Волновалась свита, волновалась прислуга.
Как дождаться завтрашнего утра!
Пришёл доктор Деревенко из лазарета, рассказал, что по Царскому бродят без строя растрёпанные солдаты, фуражки на затылок, руки в карманы, – и хохочут. (Да несколько казаков могли бы их разогнать!) Но офицеры жмутся или прячутся. А все железные дороги захвачены революционерами.
И непонятно, как приедет Государь.
Но тут доставили от него телеграмму.
Из Вязьмы.
«…Надеюсь, вы спокойны. Много войск послано с фронта…»
Ну, слава Богу, выручка идёт! Переждать несколько часов.
Дворец был сильно защищён постами и патрулями.
А погода над Царским была изумительная: лучезарное солнце, голубое небо, безмятежный снег.
В такую погоду не может совершиться злодеяние, Бог не допустит.
208
Межрайонцы – оказалась самая боевая, деловая, напористая партия изо всех социалистических. Она возникла шесть лет назад как протест, что честолюбивые вожди в несколько раз раскололи, развалили нелегальную социал-демократическую партию. Возникла – как «3-я фракция», «объединенка», объединить партию снизу, принимать в себя желающих и большевиков и меньшевиков, кто признаёт нелегальные формы работы, отметать только ликвидаторов. Признать все решения партии до 1910 года – и отсюда повести к будущему съезду. Конечно, межрайонцев сейчас же и упрекали, что они только углубляют партийный раскол. Конечно, им пришлось яростно бороться за районы города с другими фракциями, особенно с большевиками, перехватывать у них, при их арестах, рабочие массы. Межрайонцы не гнались за звучным названием, ни за многотысячностью рядов (было их всего человек 150, хотя в плане имели стать всероссийской организацией), не имели даже своего ЦК, но зато – великие задачи. Для того чтобы делать большие дела – и не нужна многолюдная партия, а – энергичная. Всё заводили свои журналы, с ними обрывалось, хотели перекупить «Современник» у Суханова, деньги были, но он не отдал, хотя симпатизировал. Очень укрепились, когда в партию вошёл Карахан, с его помощью искали связей с эмигрантскими вождями, с особенной симпатией отнёсся к ним Троцкий, и он, и Мануильский, и Дридзо-Лозовский, и Антонов-Овсеенко присылали для их журнала корреспонденции, да лопнул журнал. И в Копенгагене их поддерживали, уже в войну.
Вся организация межрайонцев была надёжно пропитана революционно-интернационалистическим духом, и от начала войны их лозунг сразу был – борьба с оборончеством, «долой войну» – без «долой войну» задушат в империализме, – а затем и «превратим империалистическую в гражданскую». Так что получалось даже, что в лозунгах у них с большевиками и противоречий особых нет – но не хотели поддаться их расслабленному Петербургскому комитету и призрачному швейцарскому ЦК. Вместе с большевиками боролись и против главных врагов – гвоздёвцев, предателей рабочего класса, и в этой борьбе блокировались и с Инициативкой на интернациональной почве, последние месяцы и с эсерами-интернационалистами, – но со всеми ими неслиянно.
427 
