Особенно,... 
423 
Кроме кровати, комода, грубо обделанного мягкого кресла и простого стула, тут и мебели не было, не помещалась. На подоконнике малого окна, разделённого переплётом ещё вчетверо и без форточки, стоял горшочек с геранью. В углу висела небольшая тёмная икона Божьей Матери, под простым дешёвым окладом. А на комоде поверх белой кружевной дорожки стоял перекидной календарь на двух плитах, календарь-то насажен Семнадцатого года, а всё устройство – к трёхсотлетию дома Романовых: на левой плите изображён был Михаил Фёдорович, а на правой – нынешний Государь.
Вот и всё в комнатке, и книги ни одной. Да и не читалось бы.
Никогда Нелидов в тюрьме не сидел, но за этот день испытал тюремное: почти повернуться негде и смотреть не на что. И лежать тошно, и сидеть тошно. И в душе жжёт. Может быть, тогда тюрьма особенно и тяжела, когда сам себя держишь?
И даже не от тишины могильной была тоска, нет, – а от того, что за тонкой стеной всё время напевала квартирантка хозяев, молоденькая швейка. Когда работала машиной, то замолкала, и только слышалось постукиванье. Но как работа у неё была без машины – так тут же и напевала. Иногда песни простые, это ничего. Но то и дело запевала что-то революционное – Нелидов и песен таких не знал, но нельзя не догадаться.
- Пыльной дорогой телега несётся,
- В ней по бокам два жандарма сидят.
- Сбейте оковы,
- Дайте мне волю,
- Я научу вас свободу любить!
И как привяжется к такому мотиву. А бодро напевала, с настроением. При малом оконце в кирпичный закуток – этот денёк, видно, светлый праздник был у неё, и упорхнула б она на улицу, если б не срочная работа, так добирала пеньем.
Этот весёлый голос и слова бунтовские через стенку – добавляли тоски.
Но и тем она не удоволилась – а стала оббегать и в комнатёнку к капитану.
– Ну как, капитан, – называла она его развязно. – Кончились старые времена?
И льняной локонок спадал на незамысловатое глуповатое личико.
Сперва Нелидов понял так, что она издевается, и что она может сейчас побежать и привести сюда толпу на расправу. (Не боялся, как-то стало всё равно.) Но нет, она ему зла не желала, и не издевалась вовсе – это она хотела общей радостью поделиться, и удивлялась его бесчувствию. Растаращивала глазёнки и рассматривала как диво, да странно и выглядели его золотые погоны в этой убогой квартирке.
– А это что у вас? – дотрагивалась до синего косого креста на груди, Андреевского гвардейского. – А что это за буквочки тут, не наши?
На концах креста стояли: SAPR – то есть Sanctus Andreas Patronus Russiae, – а кто это знал латынь? для кого писали, правда?
– Святой Андрей, покровитель России.
– А кто это тут на коне?
– Георгий Победоносец.
– А почему?
– А это герб Москвы.
– А почему Москвы?
– А потому что наш полк стал Московским за Бородинскую битву. Перед самой наполеоновской войной император Александр Павлович построил наш полк из Преображенского батальона, но сперва он назывался Литовский.
Швея взвизгнула радостно, как что-то поняла, убежала – и тут же вернулась с большим фасонным бантом из ярко-красной бязи:
– А вот вам, дайте я приколю.
Он в кресле сидел, недвижный, а она совалась приколоть бант рядом с Андреевским крестом, и хихикала.
Нелидов отводил, отводил её руку и всячески: объяснял, что нельзя, что не может.
Красный бант был ему как жаба.
Швея обижалась, убегала за стенку – и снова весело пела:
- А что силой отнято -
- Силой выручим мы то!
И снова, как ни в чём не бывало, впархивала и пыталась прикалывать капитану бант, глупенькая что ли.
И кто ей это всё в голову вложил?
Надрывала тоску, по нервам пилила. Старался не слушать её пения.
Потом кончила шить – и ушла прочь, облегчила.
Когда становился у комода – смотрел на календарь. Рассматривал темноватое озабоченное лицо Государя.
У Михаила Фёдоровича были, конечно, свои заботы, но всё это отодвигалось в картинку историческим боярским костюмом. А Николай Александрович совсем как живой выступал из календаря.
И подумал Нелидов: он, всего лишь капитан, и то опустился в эту комнату чудом, странно сияли его погоны здесь. А Государь – был естественно, запросто вхож в каждый убогий дом. Вот был он свой и этому старому рабочему.
423 
