Особенно,... 
90 
Она улыбнулась ему приветливо и проговорила:
– У тебя красивый плащ, Атли. Как необычно он заколот!
Атли питал некоторую слабость к нарядам. И сейчас на нем была туника цвета мышиной спинки с серебряным шитьем и широкий плащ из светлой мягкой шерсти прекрасной выделки. Плащ ниспадал на грудь красивыми складками, удерживаемыми круглыми фибулами с самоцветами.
– Это придумала Эмма, – не без гордости в голосе произнес юноша.
Снэфрид продолжала улыбаться:
– О, она явно хочет, чтобы ее нареченный выглядел краше прочих.
В глазах Атли мелькнуло недоверие, однако Снэфрид невозмутимо заметила:
– Я рада, что у вас все идет на лад. Ибо до меня дошел слух, что вы поедете в Байе уже как супруги.
– Что, Ролло это решил?
– Без сомнения. Странно, что ты готов усомниться.
Она отвела юношу в сторону.
– Скажу правду – и мне будет легче, когда вы уедете. Я обеспокоена тем, что Ролло столько внимания уделяет Эмме. Однако поводов для этого больше нет. Теперь, когда все решилось, я готова навестить ее как родственницу и в знак примирения между нами преподнести небольшой подарок. Неплохо, если наконец воцарится мир в семье конунга Нормандии.
Все это было сказано самым доверительным тоном. Так Снэфрид заговаривала с Атли, когда тот был еще мальчишкой, и она добивалась его расположения. Но Атли всегда сторонился ее, порой даже открыто выказывая неприязнь. И тем не менее сейчас он был явно обрадован. Он мучительно ревновал Эмму к брату, и новость, принесенная Снэфрид, привела его в благостное расположение духа. С улыбкой на лице Атли пригласил ее в покои, но Снэфрид, не проявляя нетерпения, попросила юношу показать ей хозяйство, прошлась по горницам, заглянула в клети, даже побывала на кухне, где с видимым удовольствием отведала новый напиток – пенистый кисловатый яблочный сидр. Атли держался учтиво и любезно, но и с известной долей осторожности, однако Снэфрид делала вид, что совершенно не замечает этого, как и того, что слуги сторонятся ее.
Бран, некоторое время следовавший за ними, вынужден был отстать, так как Снэфрид во всеуслышание попросила Атли избавить ее от присутствия надоедливого и дерзкого христианина. Стены большой трапезной были свежевыбелены, дощатый пол выскоблен добела, резные скамьи с разложенными на седалищах овчинами тянулись вдоль стен. Очаг был сложен из плит серого сланца и выступал из стены, над ним был укреплен колпак, отводящий дым, в виде воронки. Жарко пылавшие дрова распространяли аромат яблони. Снэфрид не могла не отметить уют и обжитость этого помещения. И хотя Атли всегда был домовит, во всем, что видела в этом доме Снэфрид, даже в мелочах, чувствовалась женская рука.
– У тебя будет славная хозяйка, Атли, – улыбаясь одними губами, заметила женщина. – Однако где же она сама? Пусть она не прячется от меня, я прибыла с миром.
– Она в пивоварне с Серебряным Плащом, – не глядя на Снэфрид, пробормотал Атли. – Там варят пиво и…
– И ты не побоялся оставить невесту наедине с этим пройдохой? Он ведь не пропускает ни одной юбки!
Атли отвел взор.
– Бьерн мне друг. Он не посмеет. Тем более сейчас, когда в Руане Ботольф, его будущий тесть. Да и не одни они там, с ними Сезинанда…
Он умолк, заметив, что упомянутая Сезинанда возникла на пороге и оторопело замерла.
Снэфрид едва удостоила ее взглядом. Атли принялся теребить бляхи пояса.
– Давай сходим к ним, – миролюбиво предложила она. – Я была бы рада повидать и Бьерна.
Она достала из кошеля крест и с улыбкой полюбовалась игрой камней.
– Мне ни к чему это христианское украшение, а твоей невесте оно придется по душе…
Еще подходя к пивоварне, они услышали смех Эммы и Серебряного Плаща.
– Я ведь говорила, что сусло еще недостаточно остыло, – звенел голос девушки.
– Цеди живее дрожжи! – отвечал Бьерн. – Слушай меня, и я тебя научу варить пиво, как делают это на земле Старой Родины[32]. Это напиток, достойный пиров Валгаллы!
Они стояли совсем рядом, Эмма вливала дрожжи в котел, а Бьерн помешивал в нем черпаком. В бревенчатой пивоварне было не продохнуть, на Бьерне оставалась лишь рубаха, расстегнутая до пояса, а рукава Эммы были закатаны выше локтей.
– О пиво, напиток, данный богами, – громогласно декламировал скальд, – услада мужей в час досуга! Мы выпьем его, станем пьяны, но…
Он замолк, подбирая слово, а Эмма подхватила:
– Но только бы в буйном хмелю не лишили жизни друг друга!
90 
