Особенно,... 
76 
Поразмыслив немного и решив, что в течение суток его конь сможет пользоваться стойлом в королевских конюшнях, Ги решил позаботиться и о себе. Он мог бы получить ночлег и миску похлебки в одном из монастырей, но обычно к такому средству прибегают лишь самые жалкие неимущие. Воин в кольчуге, валяющийся на соломе среди вшивых бродяг, – жалкое зрелище. Поэтому Ги решился продать свой кинжал вместе с ножнами и, заполучив пару солидов[31], устроиться в каком-либо из постоялых дворов Лаона со всеми доступными свободному франку удобствами – соломенным тюфяком, доброй похлебкой и пылающим очагом. В такой промозглый день, как сегодняшний, это будет весьма кстати.
Рыночная площадь находилась буквально за оградой дворца. Это было обширное пространство, где было тесно и шумно, несмотря на дождь. Горожане и сельские жители смешались здесь, чтобы с выгодой обменять кое-какие излишки муки, молока, овощей, рыбы на изделия городских мастеров и товары купцов – соль, топоры, горшки, мотки веревок. Выкрики зазывал, холостильщиков свиней и колбасников то и дело раздавались в толпе. Порой ноздри щекотали терпкий запах пряностей и вонь протухшей рыбы. Покупатели бранились и спорили с продавцами. Лоточники под дождем приставали к прохожим:
– Рыба, рыба свежая, а вот рыба!
– Кому орехов! Крупные лесные орехи!
– У нас все есть – и капуста, и белый уксус!
– Господин мелит, вот наконечники копий. Добрые, крепкие наконечники копий!
Торговцы, устав и промерзнув, торопились поскорее сбыть свой товар и были назойливы не меньше, чем бродившие тут же нищие, среди которых попадались не только калеки, но и здоровенные малые зверской наружности. Ги, расталкивая их, пробирался к лавкам побогаче, где он скорее мог сбыть клинок. Железо всегда было в цене, стоило дорого, его берегли и передавали по наследству, а кинжал Ги был из доброй голубой стали, в ножнах, украшенных золотой насечкой. Жаль было продавать его, к тому же он не умел торговаться.
Миновав рынок, Ги оказался перед массивным зданием собора, древним и грузным, как строили еще во времена Меровингов: фасад с низкой аркой украшал тройной узорчатый архивольт, в нишах между декоративными колоннами таились изваяния безобразных львов, больше похожих на ящеров. На кровле приземистой колокольни качалось деревцо. Это был собор Девы Марии, где завтра Ги надеялся припасть к ногам Карла Простоватого. Но сейчас он обнаружил, что едва ли не на паперти храма шла бойкая торговля рабами. Это было тем удивительнее, что церковь вовсе не поощряла торговлю людьми. Пленные сидели среди церковных нищих, отличаясь от них только медными ошейниками и ножными цепями. Среди живого товара прогуливались надсмотрщики в толстых суконных плащах, постукивая по голенищам сапог рукоятями бичей. Рабы сидели, понурив мокрые головы, их голые ноги были стерты цепями до крови, но сквозь лохмотья видны были хоть и отощавшие, но еще крепкие тела. Видимо, все эти невольники были в прежней жизни воинами, а таких не всякий решится купить в услужение. Неподалеку слышались удары бича – похоже, торговцы живым товаром усмиряли в колодках непокорного, а может, просто драли вора – обычная картина на любом рынке. Вокруг толпились зеваки.
– Так его, поддай проклятому норманну! – слышались оживленные голоса. – Бей, пока кости не вылезут сквозь мясо!
Ги невольно примкнул к толпе созерцающих экзекуцию. В колодки был заключен рослый мужчина с лохматой светловолосой головой. Бич при каждом ударе вышибал брызги крови из вздувшейся, сине-багровой кожи, но викинг, свесив голову, не издавал ни звука – либо терпел, либо уже был без сознания. Ги предпочел бы первое, ибо не было в нем ни на гран милосердия к северным волкам. Да разве только у него? Двое упитанных монахов наблюдали за наказанием с явным удовольствием, уличные мальчишки откровенно веселились, имитируя звуки бича, хорошенькие горожанки, закутанные в пестрые шерстяные покрывала, дурашливо хихикали, разглядывая мощное нагое тело. Кто-то в толпе закричал:
– Он уже ничего не чувствует! Окатите его водой, чтобы пришел в себя.
– Хватит ему и дождя, – возразил властный мужской голос. – Он молча терпит боль, как у них принято.
Ги невольно повернулся к говорившему. Ему показалось на миг, что он узнает этот голос. Но человек стоял к нему спиной – коренастая фигура в кожаной непромокаемой одежде, широко расставленные ноги оплетены ремнями до колен. Капюшон скрывал лицо, но Ги бросилась в глаза знакомая рукоять меча и костяные амулеты на наборном поясе.
76 
