Колокол все звонил в тумане. Анна увидела поднимавшегося по склону к церкви Дайтона, но почувствовала, что сейчас не в силах идти в монастырь.
Держа Пендрагона за ошейник, она направилась прочь от обители по течению ручья. Ближайшие стволы деревьев казались черными, как уголь, капли влаги бусинами висели на каждой ветке. От земли, где уже начинали зацветать фиалки, исходил сильный свежий аромат. Утро занималось тихое-тихое, туман сизыми волокнами стелился над ручьем, растворяясь в первых лучах восходящего солнца.
Анна отпустила пса и, когда тот метнулся было к Сент-Мартину, свистом подозвала его обратно. Улыбнулась, вспомнив, сколько сил потратила Кэтрин, чтобы научиться свистеть, как мать. Ничего у нее не вышло.
Вот и поваленное дерево, где вчера нашел ее Ричард Глостер. Вчера… Ей показалось, что прошла вечность после того, как она грелась на солнце, наблюдая за играющей на противоположном склоне дочерью. Эта ночь, гроза, призрак Филипа, венчание с Глостером – все это лишь чудовищное наваждение, дурной сон, который развеется с первыми лучами дневного светила.
Зашуршал папоротник, и Анна увидела по грудь скрытого в дымке Пендрагона. Подбежав к ней, дог уселся рядом. Непривычно было видеть его одного, без маленькой хозяйки. И только теперь Анна вполне ощутила, какие перемены произошли в ее жизни.
Сердце ее наполнилось ужасом и стыдом, рыдания сдавили горло. Мир расплылся в пелене слез, и высокородная герцогиня Глостер, одинокая и беспомощная, заплакала тихо и горько, как ребенок, который даже не решается дать волю своему страху и обиде.
4
– Мое имя Матильда Харрингтон, – проговорила дама, склоняясь в низком реверансе. – Однако в девичестве я носила имя Невиль и, по сути, прихожусь вам троюродной теткой, моя герцогиня.
Анна сидела в горнице странноприимного дома Сент-Мартина и несколько растерянно взирала на эту важную даму, которую Ричард прислал ей в услужение.
После отъезда герцога на долину опустилось оцепенение. По-прежнему колокол отбивал часы служб, шумела водяная мельница, да ратники Дайтона от скуки сидели с удочками над ручьем или резались в кости, вспоминая былые набеги и стычки.
Но не прошло и недели, как тишину долины огласили звуки труб, и Анна увидела пеструю кавалькаду всадников, два паланкина и целый отряд латников в начищенных до блеска доспехах. На их длинных копьях трепетали флажки с эмблемой герцога Глостера.
Возглавлял кортеж элегантный молодой рыцарь с полными щеками и модно завитыми белокурыми локонами. Анна узнала его. Это был один из приближенных Ричарда, некий сэр Фрэнсис Ловелл, с которым она познакомилась во время последней поездки с Филипом в Олнвик.
Сэр Фрэнсис с того времени заметно изменился, в лице его появилась властность, смешанная с брезгливостью. И хотя его голову венчал модный пурпурный шаперон, уложенный в форме тюрбана, концы которого откидывались за плечи, а на груди блистала богатая золотая цепь, он мало напоминал того восторженного молодого щеголя, который танцевал с Анной в холодных залах Олнвика, нашептывая ей на ушко куртуазные катрены.
Анна с интересом наблюдала за ним, ожидая, что он выкажет замешательство при виде известной ему дамы в роли супруги его повелителя. Однако Фрэнсис Ловелл держался весьма учтиво, и, сколько Анна ни приглядывалась, она не заметила и тени недоумения. Почтительно опустившись перед нею на колено, сэр Фрэнсис поцеловал край ее одежды и воскликнул, что счастлив честью сопровождать в Йорк ее светлость герцогиню Глостер. После этого он представил ей свиту, и, как всегда, когда приходится запомнить сразу множество имен, у Анны все они перемешались в голове, и, когда она осталась с дамами, пришлось попросить их еще раз представиться.
Первой выступила вперед эта высокая худощавая дама в парчовом рогатом чепце, с тонким длинным носом и сжатыми в недовольную складку губами, оказавшаяся к тому же ее родственницей.
– Я состояла в ранге статс-дамы при леди Изабелле Кларенс, упокой, Господи, ее душу, и милорд герцог посчитал, что я в состоянии предложить свою особу сестре моей прежней госпожи.
– Вы следили за порядком в доме Изабеллы? – осведомилась Анна и, когда леди Харрингтон с готовностью склонилась, поняла, что Ричард не зря прислал именно ее в качестве статс-дамы. То, что эта женщина могла угодить ее придирчивой сестре, само по себе служило блестящей рекомендацией. И хотя лицо леди Матильды – костистое и властное – не приглянулось Анне, она решила, что ей стоит принять ее услуги.