Дождь поредел, и то ли стало светлее, то ли ее глаза окончательно освоились с мраком. И опять она видела неподвижный силуэт Джеймса в проеме двери. «Подойди!» – вдруг мысленно попросила она. У нее пересохло в горле. Она почувствовала, что должна глотнуть влаги, подставить голову под дождь, остудить это безумие, кипящее в крови. Но для этого ей надо было пройти мимо стоящего в дверях мужчины, а от одной мысли об этом ее охватывала дрожь.
– Иди сюда!
Она не поверила, что произнесла это, но так оно и было. Тирелл повернулся к ней, но не сдвинулся с места. И тогда она встала и сама пошла ему навстречу, словно привидение в белом шелке, русалка, окутанная покрывалом волос. Она остановилась близко-близко, и ее обдало жаром его тела. И когда он обнял ее и притянул к себе, она испытала гораздо больше, чем могла себе представить. Его губы, его сила, их общее, сводящее с ума желание… И когда его губы нашли ее, она ответила ему с такой жадностью, словно испытывала вековой голод, в ее душе ожило то, что она даже считала давно уснувшим. Она ослабела, покорилась ему, не желая думать о разнице между ними, – лишь подчиняться, принадлежать, обратиться в пылающие угли…
Всю ночь шел дождь, то стихая, то принимаясь лить с новой силой. И всю ночь двое беглецов, забыв обо всем на свете, пребывали в страстном бреду. В темноте, среди шуршащего, осыпающегося сена королева отдавалась наемному убийце, который ради нее восстал против своего короля. Она была жадной – он нежным, она покорной – он настойчивым. Потом она утомленно уснула, припав к его плечу, он же, несмотря на восхитительную усталость, неподвижно лежал, прижимая ее к себе, испытывая одновременно и наслаждение, и невыносимую горечь, пока не понял, что скрывший их от всего мира дождь закончился, что петухи уже возвестили зарю и пора возвращаться в тот мир, где правит неумолимый властитель Ричард III.
Джеймс осторожно встал и начал одеваться. Анна тотчас свернулась калачиком, сжалась, как ребенок, с которого сползло одеяло. Он осторожно укрыл ее и вышел на улицу, глубоко вздохнул напитанный влагой воздух. Сероватый сумрак был трезв и будничен. Прислонясь к одному из столбов навеса, Тирелл задумался. Рядом переступал с ноги на ногу конь, хрустел сеном. Он купил его недавно и еще не успел поставить в конюшне замка, а значит, никто не знает, что этой ночью он покидал Ноттингем. Им следовало вернуться до того, как отсутствие королевы будет обнаружено слугами. Того, что Ричард, очнувшись, не обнаружит в башне королевы, он не опасался. Тирелл достаточно хорошо изучил своего господина и знал, что он будет молчать. Если же королева окажется утром в замке, король решит, что она, нанеся ему удар, где-то затаилась ночью. Самое сложное заключалось в том, чтобы вернуть королеву в замок. И, сколько бы Тирелл ни ломал голову, он не видел иного пути, кроме того, чтобы снова пройти через Дыру Мортимера. Это было опасно. Куда менее опасно было бы просто бежать, но это было невозможно. Их вскоре схватили бы люди короля, а Тирелл, как никто другой, был знаком с тайной службой Ричарда. К тому же он знал, что Анна не пойдет на это. Что бы ни произошло между нею и Ричардом, но она – королева Англии. И к тому же у Ричарда в руках ее девочка, дочь того человека, именем которого Анна несколько раз назвала его этой ночью.
При этой мысли у него заныло сердце. Стараясь не думать об этом, он вернулся и принялся будить королеву со словами, что им пора возвращаться. Он был благодарен ей за ее сонную улыбку, за то, как доверчиво она дремала в его объятиях, пока они в сером сумраке медленно приближались к Ноттингемским скалам.
За всю свою жизнь Тирелл ни разу не испытывал такого напряжения, как в то утро, когда тайно пробирался к заросшему кустарником скрытому входу в замок. Разомкнув сладкие объятия дремавшей королевы и оставив ее на коне в зарослях, он велел ей по первому же сигналу тревоги скакать отсюда что есть духу. Сам же пошел вперед, продираясь сквозь заросли. Вверху, над изломами выветренных скал, черной громадой возвышались массивные стены Ноттингемского замка. Раздвинув переплетения плюща и куманики, Тирелл скользнул в тайный проход. Факел, который он оставил накануне, еще слабо дымился. Это был добрый знак – значит, в проходе никого не было. Хотя и это еще надлежало проверить.
Анна долго ждала Тирелла. Конь, устав стоять, стал бить копытом, обмотанным тряпьем, глодал ветви кустарника. Временами Анну начинала мучить тревога, но вскоре она успокаивалась, вспоминая прошедшую ночь. Голова у нее была тяжелой, но, несмотря на волнение и страх, она не могла не испытывать радости от того дивного тепла, что наполняло сейчас ее тело, делая его спокойным и легким.