Особенно,... 
139 
– Вы взбаламутили осадок, Дик. Пейте же теперь!
Он оставил ее, отошел к окну, невидяще глядя в решетчатый переплет окна. И внезапно фыркнул и засмеялся. Захохотал – безумно и злорадно. Медленно обернулся, глядя на нее через более низкое плечо.
– Великолепно сыграно, Анна! Однако вы забываете, что у меня есть надежное противоядие.
Он взял со стола зажженный канделябр. Откинув гобелен, открыл небольшую дверцу в стене.
– Идемте, – сказал он совершенно спокойно.
Что-то в этом хладнокровии напугало Анну. Она на мгновение растерялась. И когда Ричард взял ее под руку, почти не сопротивляясь, дала увлечь себя в полутемный проход. Ричард шел впереди, светя ей канделябром. Узкая лестница стала круто спускаться вниз.
– Ну же, ваше величество, неужели вы настолько напуганы, что опасаетесь даже небольшой прогулки в обществе короля Англии?
Он продолжал спускаться, и Анна, решив, что вряд ли Ричард рискнет в день коронации разделаться с ней, осторожно последовала за ним.
Он поджидал ее в небольшой каменной клетушке. Подал ей руку и, когда Анна отказалась, лишь пожал плечами и поставил подсвечник на выступ стены. Затем, словно задвижку в печи, открыл небольшое окошко. На лицо его упал луч света, и Анна увидела, что Ричард снова улыбается.
– Сюда, государыня, – поманил он ее, не отрывая взгляда от оконца. – Право же, на это стоит взглянуть.
Анна увидела круглую сводчатую комнату без окон. Свет в ней шел только от жарко полыхавшего очага, заслоняемого от Анны двумя силуэтами, в которых она с ужасом узнала Джона Дайтона и Майлса Фореста. В комнате, видимо, было жарко, и их торсы были обнажены. Дайтон и Форест резались в кости. Форест с хрустом жевал яблоко, а немного в стороне, облокотясь о стену, со скучающим видом стоял Роберт Рэтклиф в парадном одеянии из темного шелка. А подле него на ларе… Анна вцепилась в каменный подоконник, чтобы не упасть. Там была ее дочь.
Кэтрин, как и Рэтклиф, все еще была празднично одета. Ее блестящее розовое платье казалось цветком среди железного хлама. Ибо Анна не сомневалась, что эта комната – комната пыток. Ее девочка, видимо, находилась здесь давно – у нее было усталое, сонное личико, высокий, весь в воздушном муслине эннан начинал клониться, когда она задремывала. В руках у Кэтрин также было недоеденное яблоко.
Дайтон привстал, запихивая обратно кочергой выпавшее из огня полено. Кэтрин на мгновение очнулась. Откусила кусочек яблока и, повернувшись к Рэтклифу, протянула:
– Сэр Роберт, я устала! Сколько мы можем здесь сидеть? Здесь темно и противно, и я хочу спать.
Несмотря на то что она продолжала жевать, в голосе ее звучали властные нотки.
Рэтклиф повернулся к ней.
– Еще немного, ваше высочество. Скоро сюда придут их величества, они и решат, где вы будете сегодня ночевать.
Кэтрин сердито заболтала ногами, постукивая башмачками по ларю.
– Это ужасно, что меня заставляют ждать именно здесь. Я хочу спать!
Ричард притворил окошко и, вопросительно улыбаясь, посмотрел на королеву.
– Итак, любовь моя, мы отпустим это дитя или вы стремитесь к тому, чтобы ее окончательно лишили сна мои люди?
У Анны горло перехватил болезненный спазм. Дышала она с трудом, в ушах стоял гул.
– Вы не посмеете, – наконец выдавила она. – Вы объявили Кэтрин своей дочерью, и теперь она под вашей защитой!
Ричард чуть поморщился.
– Давайте все-таки не станем выяснять, что я посмею, а что – нет. Когда-то я сумел убедить брата-короля в необходимости шантажировать вашей жизнью самого Делателя Королей. И если бы вы не сбежали тогда с Майсгрейвом – поверьте, старый Медведь сам приполз бы к нашим ногам. Он ведь отлично понимал, что если не Нэд – да смилуется Господь над его грешной душой, – то уж я не премину исполнить свою угрозу. Поэтому не упрямьтесь, Анна. Уж если я не убоялся взять на душу такой грех, как внезапно усилившаяся лихорадка короля Эдуарда, то меньше всего меня будет беспокоить, если окажется, что моя незаконнорожденная дочь скончается после пира от желудочной хвори.
Анна обессиленно прислонилась к сырой стене.
– Вы исчадие ада! Я проклинаю вас!
– Сколько угодно, моя дорогая, сколько угодно. Однако давайте-ка все-таки решим – подвергнем ли мы сегодня пыткам эту ничего не понимающую девчушку, отдадим ли ее потешиться моим парням, или она мирно отправится к себе в опочивальню?
– Она ведь называет вас отцом! Она привязалась к вам!
139 
