Последние отзывы

  30  

«Я ваш!» — говорит Финнеран.

«Только так, сэр, и никак иначе! Мы многое знаем о хозяине гробницы, Атум-хаду. Из его писаний мы знаем, под каким давлением сформировалась его личность, каким он был на протяжении своего царствования. Мы осведомлены о чудовищных аппетитах, которые он мог унять лишь на короткое время, приложив к тому громадные усилия. Мы осведомлены о семье, что предала его, о царицах и наложницах, что его поддержали, о доверенном Владыке Щедрости, что был его величайшим советником, — и вот все это перед нами. На стене у золотого саркофага нашего царя мы видим наиболее изощренные, утонченные эротические изображения, запечатлевшие амурные похождения Атум-хаду, а также статуэтки — когда гробница запечатывалась, они оживали, дабы согреть царя на его пути в подземный мир. На возвышающемся между исполинскими статуями богов Атума и Анубиса вычурном столе покоится полное собрание „Назиданий Атум-хаду“, царского сочинения, авторство которого наконец будет доказано. На стенах — еще более полное описание жизни царя, о которой, стоит признаться, — хоть это признание и унесет нас прочь из гробницы, промчит мимо расплывающихся иероглифов и вернет сюда, в гостиную Ч. К. Ф., — мы знаем очень мало. Изголодавшиеся критики получат заслуженные жалкие отбросы, ведь иные из них утверждали, что Атум-хаду и его гробница не просто неизвестны, но вовсе непознаваемы, ибо царь якобы не существовал физически, то есть буквально. Это, разумеется, неправда, но неправды этой достанет, чтобы напугать неуравновешенных инвесторов и исследователей. Вот почему сегодня здесь нет ни первых, ни вторых».

Засим мы занялись постраничным изучением рекламных буклетов: «Шансы на успех», «Кем был Атум-хаду?», «Парадокс Гробницы: общие сведения», «Парадокс Гробницы: случай Атум-хаду», «Роль эротической поэзии при дворе Атум-хаду», «Свидетельства о местоположении и содержимом гробницы», «Расчетная рыночная стоимость избранных будущих находок», «Карты Египта и Дейр-эль-Бахри», «Персональные коллекции». Не все компаньоны бодрствовали от начала обсуждения и до конца (золотая ручка Дж. П. О'Тула, клевавшего носом, обретя самостоятельность, изобразила на страницах записной книжки серию минималистских водопадов), но по меньшей мере один из них прислушивался к каждому слову.

«Ч. К., давайте позже поговорим без посторонних, вы, я и Хайнци», — с резким акцентом сказал О'Тул, поднимаясь с места и потягиваясь. Ковакс с трудом встал на ноги, а Латорп и Митчелл одновременно достигли оттоманки, на которой покоился экземпляр «Коварства и любви в Древнем Египте» (изд-во «Любовный роман Коллинза», 1920 г.).

«Не стоит за нее драться, парни, — Я взял свой портфель, — У меня найдется экземпляр для каждого».

Дом престарелых «Гавань на закате» Сидней, Австралия 8 декабря 1954 года

Мистер Мэйси!

Я работаю не покладая рук. Никогда не знаешь, что будет завтра, коли завтра хоть что-то будет. Урок номер один нашего заведения. Сегодня утром из моей палаты забрали парня, аккуратно запакованного в саван. Его скучающий племяш потратил несколько минут своей драгоценной жизни, расписываясь за труп.

Июль 1922 года. Инспектор С. Джордж Далквист, амбициозный чиновник, был более чем счастлив поделиться заветными воспоминаниями и рассказать про «красных» бомбистов и воров-циркачей. Он смог ответить на некоторые (не все) вопросы об австралийской жизни Пола Колдуэлла: что было после того, как мальчик, чье сердце разбила на кусочки холодная «красная» леди, покинул ресторан, и до того, когда Бойд Хойт на рыночной площади обнаружил в нем талант карманника, я не знал, то бишь на два или три года Пол выпадал из моего поля зрения. И вот в 1916 году Пол на цыпочках крадется по опилкам, тянется во мраке к соблазнительным бумажникам, и тут из тени выскакивает инспектор Далквист и хватает парня за руку, чуть ее при этом не сломав.

Полу Колдуэллу по меньшей мере двадцать три года, он тонет в слоновьем дерьме, опилках и объятиях Эммы Хойт, и тут его арестовывают за то, что он в темноте тырит негусто набитые кошельки зрителей, которые, кое-как уместив жирные зады на деревянных скамьях, одобрительно — или наоборот — хлопают очередному пингвину. Я, скажу вам, знаю предостаточно о том, как полиция обделывает такие дела. Зуб даю, Пола приковали к стулу, чуток побили, дали хорошенько напиться, подождали, пока высохнет кровь, после чего, когда он по-страшному захотел в туалет, заявляется инспектор Далквист и говорит, что, мол, никто за Пола и словечка не замолвит, Бойд Хойт сказал полиции, что ему на Пола плевать и, будь его, Хойта, воля, подвесили бы Пола за нежную шейку — и все дела.

  30