А положение у меня какое? Я подступался к нему с разных сторон, но не мог рассчитывать, что он сразу признается в совершенных убийствах и расскажет, куда спрятал трупы. За четыре года он закоснел во лжи, считал, что прошло достаточно времени, что вещественных доказательств уже и нет. Так что мне, напротив, надо было его раздразнить, ну, как быка, чтобы он разозлился и по лицу стало видно, что он убийца. Надо было расставить силки, и по моим словам (я записал их несколько часов спустя и ни секунды не сомневаюсь в их точности) вы можете судить о том, как попадался в них наш заяц. Заметьте: я записал все его выпады, все его словесные оскорбления — чтоб вы знали, как он затрепыхался, почуяв крючок в губе. Его раздражение выдало его с головой, так что я не пропустил ни слова, хотя про меня он говорил всякое. Вы как человек, изучающий науку расследования, должны понимать: эмоционально я полностью отстранился от происходящего, позволяя ему палить по теням сколько влезет. Для вас, Мэйси, это хороший урок: детектив играет роль наживки, превращается в пустую подсадную утку, на которую преступник набрасывается — и попадается в расставленные сети.
— Вот что странно, мистер Трилипуш. Я пытаюсь восстановить историю вашей жизни по тому, что слышал от ваших друзей и почитателей. Не могу! Складываю два и два и упорно получаю пять. Как вы это объясните?
— Может, голуба, учителя математики на уроках вас в основном дрючили?
— Очень хорошо. Какой вы интересный глагол выбрали.
— Мы закончили, мистер Феррелл?
— Мистер Финнеран нашел вас на той неделе?
— Нашел. Откуда вы знаете, что он меня искал?
— Где сейчас мистер Финнеран?
— Мы с ним договорились встретиться позже. Он улаживает дела, которые связаны с нашим отъездом в понедельник. Я одни, он — другие.
— Отъездом из Египта? В неизвестном направлении?
— Ну, если вам неизвестно, в каком направлении Бостон…
— Вы возвращаетесь в Бостон? А как же сногсшибательные долги мистера Финнерана?
— Любое начинание мистера Финнерана сногсшибательно. В данном случае он и его партнеры здраво распорядились своими деньгами.
— О! Мои вам поздравления. Значит, вам повезло на раскопках?
— Баснословно. Прочитаете потом в газетах, расскажете внукам, что со мной встречались, а они будут плакать от восторга. Может, они вас даже полюбят за это.
— Где сейчас сокровища?
— Сокровища? Очаровательное определение, колониальный вы мой имбецил. В гробнице находятся артефакты, обжий дар, предметы обстановки, манускрипты и мумии, они сейчас в стадии консервации.
— Могу я осмотреть гробницу?
— Да, можете. Как только ее откроют для публики.
Чтобы пробить его защиту, я позволил себе солгать, но очень близко к истине:
— Беверли Квинт говорит, что вы с Марлоу были любовниками.
Он внимательно посмотрел на меня, потом, не смущаясь, продолжил:
— Имя очаровательное, однако я не знаю никакой мисс Квинт и не могу вообразить, по какой причине она сделала подобное заявление. У меня, мистер Феррелл, складывается впечатление, что вы меня с кем-то путаете. У вас ко мне все?
Он не смутился, но вдумайтесь в его странный ответ: Трилипуш притворяется, будто не знает своего старого дружка Квинта, хотя скрывать это знакомство нет никакой причины. Не позволяйте сбить себя с панталыку: именно так на самых пристрастных допросах отъявленные вруны себя и выдают. Они сами себя запутывают, не помнят, кому и что врали, и начинают, как дети, вешать лапшу на уши. Для детектива в такой ситуации важнее всего твердо стоять на своем. Заметив, что он вот-вот сдаст позиции, я усилил напор:
— Почему ваше имя не сыскать в оксфордских записях, а, профессор?
— Понятия не имею. Могу лишь предположить, что вы, подобно многим впечатлительным примитивам, находите великие сговоры в канцелярских ошибках.
— Понятно. Само собой. Тогда объясните примитиву: почему родители, родственники и друзья вашего лучшего друга, капитана Марлоу, утверждают, что никогда вас не видели?
Вот тут он умолк.
— Они так сказали?
— Сказали, мистер Трилипуш. Вы же знаете, как их зовут?
— Разумеется. Приап и Сапфо. С ними все хорошо?
— Да. Нет. Их зовут Гектор и Регина.
— Да? Странно.
— Почему в британском Министерстве обороны нет вашего личного дела?
— А его нет? Вот рассеянные люди.
— Не совсем так, Трилипуш. Я думаю, ваше личное дело было уничтожено властями, желавшими покрыть очередное военное преступление, совершенное англичанином.