Последние отзывы

  125  

Осаждающие были вне себя. Дабы отомстить нейуортцам, они не только дотла разорили деревню, но и сожгли церковь вместе с укрывшимися в ней людьми.

Анна вздрогнула, вспоминая, как в тот день они стояли на стене, глядя в долину. Крестьяне, чьи близкие остались в церкви, рвали на себе волосы и молили святого Катберта свершить чудо. Но чуда не случилось. А на другое утро шотландцы пробили брешь в стене у первых ворот. Филип как мог старался поддержать боевой дух своих людей, а капитан Освальд рассказывал, что в старые годы, бывало, шотландцам удавалось захватить первый двор, но никогда еще они не проникали во второй, никогда не добирались до сердца замка – донжона.

Рано или поздно всегда приходит помощь – уверял старик. Однако прошла неделя, и людей охватило чувство обреченности. Они не знали о происходящем на границе, но видели недоумение барона, и им казалось, что сам сатана отделил их от всей Англии, бросив один на один с разъяренной сворой шотландцев. Их оставалась всего лишь жалкая кучка – несколько воинов и крестьян, ставших в строй. Те были коренными жителями Пограничья, умели держать в руках оружие, однако уступали в этом людям барона и гибли куда чаще ратников. Их место занимали женщины, многие из которых неплохо справлялись с луком. Как их мужчины, как их госпожа, они надели кольчуги и шлемы.

Те, кто не мог держать в руках оружие, работали внутри замка: поддерживали огонь под котлами, щипали корпию, готовили настои и припарки, хлопотали на кухне. За долгую эту неделю люди в замке привыкли вести иную жизнь. Одни до заката сражались на стене, другие подносили им пищу, ходили за ранеными, кормили животных, боролись с пожарами, когда шотландцам удавалось поджечь легкие постройки. Мертвых хоронили без гробов, наскоро зашив их в саваны. Священника в замке не было, и люди отдавали душу Богу без последнего напутствия.

Анна вспоминала прошедшую неделю, и она казалась ей вечностью. Она сутулилась у окна, куртка бычьей кожи с нашитыми металлическими бляхами, снятая с одного из погибших ратников, давила ей на плечи. Анна встряхнула волосами и попыталась выпрямиться. Хорошо бы сейчас погрузиться в горячую душистую воду. Но сил греть ее ни у кого не было. Она чувствовала себя бесконечно уставшей, грязной, озлобленной. Озлобленной настолько, что даже помолиться Пресвятой Деве не нашла в себе сил.

За окном царила непроницаемая тьма, слабо моросил дождь.

Анна вдруг вспомнила, какой ужас охватил ее, когда, вернувшись со стены, она не смогла найти среди детей, запертых в башне, Дэвида. Кэтрин сказала, что он вылез через слуховое окошко вместе с еще двумя ребятишками. Анна металась по все еще окутанному дымом двору, где люди тушили загоревшуюся кровлю кухни, и среди воплей, блеяния овец и стонов раненых, которых несли в большой зал донжона, где был устроен лазарет, звала сына, пока Толстый Эрик не сказал, что видел его и еще двоих мальчишек, пробирающимися по стене к первым воротам, пострадавшим от обстрела.

Она кинулась туда и тотчас обнаружила своего неугомонного отпрыска, который вместе с еще двумя малышами, решив подразнить шотландцев, взобрался на разбитую куртину^[69] и пытался пописать из амбразуры. Анна испугалась до немоты. Она буквально голову потеряла при мысли, что эти трое сейчас являются превосходными мишенями. Она мигом взлетела на стену, оттащила детей в укрытие и как следует отшлепала всех троих.

Дэвиду, разумеется, досталось больше других. Она не могла остановиться, пока к ней не бросился Филип и не отнял ребенка. Он отнес его во внутренний двор, и Анна видела, как, усадив Дэвида на колени, Филип что-то серьезно ему втолковывал. Дэвид уже не плакал, а внимательно слушал отца, кивая головой в забавном маленьком шлеме.

Именно тогда она вдруг ощутила прилив безмерной благодарности Пречистой Деве за то, что, несмотря на весь ужас, что пришлось пережить в эти дни, оба они живы и здоровы, два этих воина, двое самых близких, родных мужчин – ее муж и сын. Вот тогда ей и следовало молиться, пока не прошел порыв. Слезы подступили к ее глазам.

Однако вместо молитвы она отправилась к раненым, их было много, и она промывала и зашивала раны, готовила целебные снадобья, ставила на огонь воду, бегала в кладовую, раздавала голодным людям хлеб, мясо, ветчину, разливала по кувшинам пиво. Это было наиболее спокойное время дня. К вечеру атаки прекращались, и в стане врагов воцарялось затишье. Лишь случайная стрела могла задеть дозорного на стене, и приходилось оставаться под прикрытием зубцов и каменных выступов.

  125