– Малютка, наверное, поняла, что приезжий человек может худо подумать о девочке, предлагающей себя в жены воину.
Патриция, не отрывая глаз от него, вдруг часто-часто заморгала, подбородок ее дрогнул. Она бы расплакалась, но Гарольд притянул ее к себе и, поглаживая, стал успокаивать, Джону же посоветовал попридержать язык.
В это время с дальнего конца кухни донеслись крики и ругань и мимо воинов вихрем пронеслась девчонка в красном платье, торопливо жевавшая на ходу. Следом за нею, крича и размахивая вертелом, семенил низкорослый толстяк в белом переднике.
– Крест честной! Слыханное ли дело!.. Поглядите, что учинила эта плутовка! Мой пирог, мой прекрасный пирог! – Он схватился за голову. – Вся корка объедена. Как я его на стол подам?
Поняв, что проказницу уже не догнать, он вернулся к своему изуродованному шедевру, продолжая кричать, что пожалуется леди Анне на проделки ее дочери, с которой нет никакого сладу, но слуги и кухарки лишь посмеивались. Патриция, оставив воинов, побежала взглянуть на следы кухонной катастрофы, а вскоре и ратники покинули кухню, не придав значения словам Патриции о новом воине.
Так началась служба Джона Дайтона в Нейуорте. В тот же день он увидел хозяйку замка, и, хотя встречался с нею в последний раз несколько лет назад, причем она была острижена и в мужской одежде, Джон тотчас признал ее. Герцог не ошибся, как и следовало ожидать. И хотя дочь Уорвика очень изменилась со дня их встречи, стала женственней, да и на местном диалекте говорила так непринужденно, словно не родилась на Юге и никогда не читала Чосера в покоях Вестминстера, эти кошачьи зеленые глаза, легкомысленно вздернутый нос, упрямый подбородок говорили сами за себя. Она оставалась худа, словно подросток, однако, когда вечером вместе с мужем восседала во главе стола в большом зале донжона, сразу бросалось в глаза, что перед вами настоящая леди.
В первую ночь в замке Джон Дайтон долго не мог уснуть. Он ворочался на своем тюфяке, хотя ратники уже вовсю храпели и лишь в самом дальнем закутке гарнизонной башни, за перегородкой, слышалась возня – кто-то из воинов приволок с собой девку.
Заложив руки за голову, Дайтон молча вглядывался в закоптелый потолок, вспоминая свой разговор с герцогом. Он получил приказ под видом простого наемника пробраться в Нейуорт и окончательно убедиться, что супруга барона Майсгрейва – младшая дочь Делателя Королей.
Дайтон был тронут, что, как и встарь, его господин раскрыл перед ним свои планы и говорил с ним как с равным. Легко умереть за такого сеньора. Однако Дайтон понимал, что, если и в этот раз он не оправдает надежд, больше никогда не придется рассчитывать на милости принца. В его памяти стояла картина: он, сын простых йоменов, поднимает чашу вместе с братом короля, и тот, не спеша, шаг за шагом, посвящает его в свои сокровенные тайны.
– Если я ошибаюсь и супруга барона вовсе не Анна Невиль, то ты, Джон, спустя несколько дней должен отказаться от службы и возвратиться в Йорк. Однако я убежден, что это все-таки она. Все сходится на этом. И если это так, ты останешься в замке и узнаешь все об этой крепости. Ты должен увидеть и запомнить каждую мелочь, а заодно и поразмыслить, как сделать так, чтобы твердыня Нейуорта пала. Шотландцы требуют голову Майсгрейва – и они ее получат. А я смогу наконец добиться скрепления мирного договора для Англии. Это нелепое условие, что выдвинул Яков Стюарт, теперь только на руку нам, и я убью двух, нет, даже трех зайцев кряду: выполню требование Стюарта и обещаю, что и пальцем не пошевелю, если его люди нападут на Нейуорт, разделаюсь с предателем Майсгрейвом, и королю не в чем будет меня упрекнуть, ведь вся вина падет на шотландцев, а главное – главное то, что в моих руках окажется дочь великого и почитаемого Делателя Королей.
Представляешь, какой шум поднимется в Англии! Анна Невиль имеет право на долю наследства Уорвика, и от ее имени я потребую у парламента эти владения, пусть даже Кларенс задохнется от ярости. Мы отнимем у него львиную долю земель и замков и сделаем его во сто крат более уязвимым. Даже мой брат Эдуард, как бы ни зависел он от Джорджа, не откажет себе в удовольствии дать такую зуботычину самому влиятельному сеньору в королевстве. А уж затем… – тонкая улыбка зазмеилась на его губах, – а затем заново воскресшая дочь Уорвика, легендарная Анна Невиль, самая богатая дама в королевстве, станет герцогиней Глостер!
И это так же неотвратимо и истинно, как то, что я христианин и верую в Спасителя! Но прежде всего – Филип Майсгрейв. Он должен исчезнуть, дабы Анна Невиль оказалась свободна, и это, мой славный сэр Джон, целиком зависит от одного тебя.