337 
И – что же ведёт его? Не может же Ленин искренно верить, что вот здесь и изложен правильный марксистский путь. Или это слепое стремление – скорее к власти? – тёмное для него самого? Просто сверкает ему, что можно овладеть, как показалось ему к концу 20 апреля? Ленин страстен в спорах, в ненависти, в ярости – а на самом деле поразительно холодное сердце. И не располагает к открытости. Поговорить с ним откровенно, интимно – не удавалось никогда за годы. И – ни в эти дни.
И кажется, для Ленина было неожиданностью, когда после его доклада поднялся Дзержинский и от группы товарищей потребовал дать большой содоклад Каменеву. И пришлось Ленину согласиться.
Кому ж было и принять ленинский вызов, если не Каменеву? Но, ища единства и умеренности, он не допустил ни одного полемического выпада и только отстаивал несомненные положения. Что лозунг „долой Временное правительство” играет дезорганизующую роль, в данный момент нельзя ставить вопроса о свержении, – и не надо дёрганий, эти шатания-колебания ослабили нашу позицию. Что всё в России ещё находится в расплавленном состоянии и буржуазная демократия не исчерпала своих возможностей. Ни из чего не следует, что революция уже приближается к социалистической. Не время нам разрывать блок с мелкой буржуазией, ещё можно делать совместные шаги. Именно революционная демократия, хотя товарищ Ленин и не любит этого слова, и должна будет столкнуться с буржуазией – хотя бы по вопросу свободы, ибо нынешняя полная свобода, атмосфера митингов исключают ведение войны, и правительство будет вынуждено что-то предпринять. И наш практический путь – это контроль Совета над правительством, как он уже и идёт, он есть разумный этап к будущему взятию нами власти. А если мы отказываемся признать контроль над правительством – мы отдаём его другим группам в Совете, упускаем и Совет.
Прения тоже не могли сильно порадовать Ленина. Хотя и были такие тупые, как Бубнов, – немедленно поднять знамя гражданской войны, свергнуть правительство, осуществить нашу диктатуру; или, поумней, Ангарский, – свергать правительство неизбежно, но надо ждать, когда оно пошлёт воинские команды против крестьян. Даже Богдатьев, близкий к Ленину, не надо бояться гражданской войны, – и тот оговаривал, что у Ленина нет практического чутья и знакомства с крестьянской массой. А Смидович бранил ленинские тезисы, что они отмежевали и изолировали большевиков ото всех фракций Совета, ото всех партий и от самих масс, тезисы стали всеобщим пугалом, и при каждом выступлении нам их напоминают. И Кураев: что тезисы в голой форме, без промежуточных звеньев, никуда не годятся, нельзя выставлять одну голую диктатуру и никакого конкретного плана. Практические провинциальные работники все видели этот ленинский эмигрантский отрыв в заоблака теории. Особенно энергично отвергал и ленинскую резолюцию и его взгляд на Советы – Ногин: нам нужна практическая программа, а не общая теория; также и с войной: а что если она кончится раньше, чем разовьётся мировое пролетарское движение? А Рыков возражал по самой сути: что в нашей крестьянской стране нельзя рассчитывать на сочувствие масс социалистической революции, и с такими лозунгами мы превратимся в пропагандистский кружок, малую кучку. К социалистической революции толчок будет с Запада, а пока у нас безбрежное море практической работы в пределах буржуазного строя; так же и с войной: нельзя обескураживать массы, что нет другого выхода из войны, как переход власти в руки пролетариата.
Ну, Зиновьев, ленинский подголосок, разумеется, со всем апломбом своей недалёкости и оттого особенной уверенности, газетности, во всех точках защищал ленинскую программу и заносился о Каменеве, что, конечно, живя в Сибири, он не мог следить за новейшей интернациональной литературой, а то бы знал, что стоит на позиции Каутского.
От Зиновьева – какое-то общее ощущение нечистоплотности: и от волос его, от головы, от речи, от аргументов, от приёмов.
Пожалуй – и от Сталина. Это впечатление появлялось у Каменева и раньше, а сегодня усилилось от внезапного лукавого поворота того на ленинскую сторону. Все эти недели смирно шёл вслед Каменеву – а сегодня выступил коротко и, как обычно, без единой стройной мысли, – лишь открыто заявить, что он – за Ленина.
В заключительном слове, смягчая резкости ситуации, Каменев подтвердил, что, разумеется, все мы держим курс на пролетарскую революцию, ликвидировать войну наиболее выгодно, конечно, социалистическим переворотом. Но ленинская Резолюция такова, будто она предложена прежде кризиса последних дней, кризис не учтён. Резолюция совершенно абстрактна, общая схема, мы ею только ослабим своё влияние. А если свержение Временного правительства остаётся единственным практическим лозунгом – то зачем тогда ругать ПК за авантюризм? Нельзя менять политику каждые два дня. „Длительное разъяснение” – значит устранить себя из революционного процесса, уклониться от политического влияния. Беспартийный блок Совета – жизненен, и его надо поддерживать. А если вы против Совета – то скажите это.
337 
