215 
Хотя от тех западных социалистов, которых пока увидели живыми, приехавших в Петроград, – одно разочарование и уныние. Бросились разговаривать с ними как с товарищами, а к концу уже не понимали, чем они отличаются от наших империалистов. „Самоопределение народов” они понимали только тех, которых выгодно освобождать союзникам, но не напротив. „Без аннексий и контрибуций” было им колом в горло – и чтоб увернуться, стали придирчиво требовать, чтобы русские товарищи им подробно разъяснили этот лозунг. Приходили на переговоры с переводчиками, ассистентами, записными книжками, рассаживались куда твои дипломаты. А наша русская сторона (комиссия – Дан, Нахамкис, Гиммер и Шехтер) растерялась. Дело в том, что ни в Исполкоме, ни в Центральных комитетах партий никто до сих пор серьёзно этой формулы не разрабатывал: что именно считать аннексией, а что нет? Что думает Исполком об Эльзас-Лотарингии? Польше? Армении? В каких пределах и в каком смысле понимать самоопределение? Что считать контрибуцией, а что – возмещением убытков? Наша сторона – не нашла ответов, увиливала. А те: в общем, виде – да, согласны, но – конкретно? Потом явился Тома, с ним – атташе из посольства, и допытывались: а может ли русская армия сейчас наступать? а сколько производится снарядов? Невыносимо! Просто сосут кровь из нашей революции! И откуда-то они в этих переговорах поняли, что Совет признал права Франции на Эльзас-Лотарингию, и сразу послали телеграмму в Париж, и там распубликовали во французских газетах. И пришлось новосозданному отделу международных сношений ИК телеграфировать в Европу за подписью Скобелева, опровергать такую басню.
Негодовали на этих социалистов, а потом смягчились: они – жертвы империализма, опутаны его тенетами.
И вот сейчас получилась ироническая аналогия: вместо конференции, как распространять мир на Европу, сошлись обсуждать, как сорвать с собственной шеи аркан милюковской войны.
Начали топтаться с того же места, на котором засыпали ночью: ничего не решено и ничего не понятно. Членов явилось близко к полному составу, и ко всем непримиримым левым добавился непримиримый Гиммер, втройне навёрстывавший теперь своё ночное отсутствие. Он так построил: тряс резолюцией Всероссийского Совещания об отношении к Временному правительству: о чём мы спорим? мы прежде всего обязаны исполнять свои резолюции! за три недели уже забыли? Вот написано чёрным по белому, мы голосовали: „отразить попытки царистской и буржуазной контрреволюции”, – так это самое мы имеем сейчас! „Решительные шаги к подготовлению всеобщего мира без аннексий и контрибуций”, – где же они? нам на горло наступают! „Поддерживать правительство, поскольку оно свою внешнюю политику строит на почве отказа от захватных стремлений”, – так это разорвано? чего ж мы колеблемся?? Пришёл момент отпора буржуазной власти!
А кого возмущало:
– Да ещё говорят не от себя, а о „всенародном стремлении”! Значит – за всех нас?
– „До решительной победы” – это что ж? Ещё десять лет воевать?
Чернов, к вальяжной фигуре которого на Исполкоме ещё не совсем привыкли, будто и возмущался, но умеренным голосом, не теряя достоинства вида:
– Хорошо, не рвать договоров с союзниками, но и не трясти же царскими. Тактично дать понять союзникам, что договора всё равно придётся пересматривать: ведь ни новая Россия, ни Соединённые Штаты не хотят захватов.
Но большинство-то – оппортунистическое, и нашлись, хотя неуверенные, голоса защитников, что всё же в ноте есть и положительные моменты. И всё же – декларация послана.
Керенского – по-прежнему нельзя было дозваться: болен! Но по Таврическому возник слух, будто Керенский, Некрасов и Терещенко в кабинете голосовали против ноты – это всё-таки обнадёживало. Тут вспомнили предупреждение Керенского последние дни: если на правительство слишком нажмёте, то они уйдут . И осторожные правые, теперь и Дан, и Гоц, убеждали, что влияние советской демократии – не во всех слоях населения, что мы не имеем подготовленных демократических кадров, и не можем сейчас организовать другое правительство, мы не справимся с экономикой, и нас не признает большинство населения…
– Да никуда они не уйдут! – вырывался Гиммер как укушенный, и даже подпрыгивал на середине комнаты. – Никуда они не уйдут, пока мы их не выгоним! Будут сидеть в креслах и держаться, пока их не выгонит реальная сила! Да ни за что они не уйдут от власти! – они понимают, что этим уже не сорвут революцию, теперь уже их уход не страшен, это не первые дни. Но до последней крайности будут защищать своё классовое дело. Жалкая теория „бережения правительства”! Боясь собственной силы, вы преувеличиваете опасность. А если правительство не может выдержать минимума революции – мир, хлеб и землю, – так и раздавить его!
215 
