157 
«Твоего Бога я готов признать, – сказал Роллон, – и склоняться перед ним, как перед высшим существом. Но не перед людьми. А к ноге труса может приложиться лишь трус».
После этого он опустил Простоватого, даже отряхнул его. Мы все глядели на них, не зная, что произойдет в следующий момент. Но, слава Создателю, сам король нашел выход. Он рассмеялся. А с ним засмеялся и Ролло.
Потом он обнял Карла за плечо и вместе с ним перешел на понтон франков. Вассальная присяга свершилась, и после Карл и новоявленный герцог Нормандский вместе отстояли святую мессу в базилике аббатства Святого Клера. И язычник Роллон держался перед алтарем с покорным спокойствием человека, готового принять истинную веру.
– Аминь, – перекрестилась аббатиса Стефания.
– Аминь, – повторил Гвальтельм, а за ним и Эмма.
Она невольно улыбнулась. Вспомнила, как нетерпелив был ее Ролло во время служб, когда ей удавалось заманить его в церковь. И вот теперь он готов креститься. Он уступил. Она невольно представила, чего это стоило Ру. И тем не менее, он не мог не понять, что в сложившейся ситуации это для него наиболее достойный выход. Даже в своем проигрыше он оставался победителем. Герцог Нормандский! Христианин! Как многое это изменит теперь! Теперь все будет по-иному. Эмма невольно сложила ладони, прошептала благодарственную молитву.
– Ваше преосвященство, – вновь обратилась она к Гвальтельму. – Мне любопытно узнать, как ко всему этому отнесся герцог Нейстрийский? Ведь он так рассчитывал возвыситься за счет Роллона. Теперь же вся слава достанется его сопернику Каролингу?
Гвальтельм машинально вращал перстень на пальце. Кивнул.
– Вы правы, дитя мое. Для Роберта это был неожиданный удар, сводящий на нет все его усилия превзойти Каролинга. Но герцог – муж недюжинного государственного ума. И он сделал наиболее разумное, что мог совершить в сложившейся ситуации, – он поспешил к королю и преклонил пред ним колена, поздравив с приобретением нового вассала. А Роллон… И здесь Роберт не упустил своего. Он пообещал вернуть герцогу Нормандскому всех его пленных, даже его любимого коня с условием, что и он непосредственно примет участие в крещении Роллона и даже станет его крестным отцом. Роллон дал свое согласие.
– А я? – встрепенулась Эмма. – Он говорил с Ролло обо мне?
Гвальтельм словно не услышал.
– Герцог Роберт, однако, не так и прост, – продолжил он, не глядя на нее. – Крещение состоится в праздник светлого Рождества Христова в Руане, где короля не будет, так как он будет занят встречей герцога Лотарингии, Ренье Длинной Шеи, который также готов принести королю вассальную присягу от знати Лотарингии…
Воистину, этот год выдался счастливым для Простоватого. Если, конечно, он сможет оправдаться перед обвинением, какое ему намеревается выставить герцог, обвинением в пособничестве норманнам под Шартром. Ведь у Роберта по-прежнему в руках граф Герберт Санлисский, который стремился по приказу канцлера короля, епископа Реймского Геривея, задержать союзные силы Рауля и Роберта на пути к осажденному городу…
– Ваше преосвященство, – не выдержав, перебила его Эмма. – Когда я могу начать собираться в дорогу? Надеюсь, теперь меня ничего не удерживает в обители Святой Магдалины?
Гвальтельм промолчал, и его молчание подействовало на Эмму угнетающе и насторожило. Она видела, как он быстро обменялся взглядом со Стефанией. У нее вдруг тревожно заныла грудь. Резко встала, так, что заметались огоньки свечей.
– Ради самого Господа!.. Что означает ваше молчание? Разве теперь вам есть, что возразить мне? Что теперь, когда Ролло готов принять святое крещение, может помешать нам объединиться с ним узами церковного брака?
Гвальтельм внимательно глядел на нее. Да, она очень красива, эта непризнанная принцесса, дитя союза по любви двух людей из самых знатных домов Франкии. Золотистые отблески играли в ее огромных темных глазах, вырисовывали нежные линии тонкого носа, высокого лба, горделивый изгиб бровей. Хороша. И все же…
– Дело в том, дитя мое, что одним из условий договора в Сен-Клер-сюр-Эпт было условие, что Роллон Нормандский возьмет в жены дочь короля Карла принцессу Гизеллу.
Эмма смотрела на епископа широко открытыми глазами. Сердце ее вдруг словно совсем перестало биться, горло сжалось, а губы пересохли.
– И герцог Нормандский согласился на это условие, – закончил епископ.
– Неправда, – тихо прошептала Эмма, с трудом сделала глоток. – Вы мне лжете, преподобный отче.
157 
