Особенно,... 
120 
* * *
Одно из крыльев богадельни аббатства Святой Марии заходило в сады монастыря. Здесь еще с начала эпидемии оспы в Шартре были изолированы с грудными детьми наиболее знатные горожанки. Изолированы даже без прислуги, ибо она могла принести инфекцию. И знатным дамам приходилось все делать самим – и стряпать, и стирать, и ходить за детьми. Малышей было больше, чем женщин, они хныкали в люльках, те, что постарше, расползались по полам, как жучки. Женщины сбивались с ног, следя за ними. У некоторых от волнения и усталости закончилось молоко. Пришлось попросить монахов выделить им двух-трех ослиц. Ослиное молоко жирное, питательное – дети охотно ели его. Засыпали.
Порой к изолированным женщинам приходила огромная Дуода. Одним махом подвешивала на крюк полный котел воды. Женщины обступали ее, расспрашивали о новостях. Однажды Дуода пришла не одна, а с рыжей гостьей Гвальтельма. Женщины узнали, что ее зовут Эмма и она родня Робертинов. Она нравилась им. Приветливая, живая. И с детьми умела обращаться.
Но было в ней и нечто безмерно возбуждающее их любопытство. Ее всегда охраняли два-три вооруженных вавассора. От кого? Горожанки стали замечать, с каким напряжением вслушивалась Эмма в шум осады, и когда они крестились и плакали от страха, она улыбалась. А потом они выведали, что она долго прожила в Нормандии – земле, где владычествует этот безбожник Ролло.
Лишенные всякой связи с внешним миром, они наперебой расспрашивали ее. Она отвечала немногословно, но ни разу не сказала о норманнах ничего плохого. И женщины терялись в догадках. Собирались в кружок, болтали. Но когда появлялась Эмма, были с ней приветливы. Была в ней какая-то располагающая сила. Даже дети тянулись к ней. К своему удивлению, они узнали, что и у нее есть ребенок, но далеко, и она очень тоскует за ним. Больше им ничего не удалось выведать. Следили, как она пеленает малышей, поет колыбельные тем, что постарше. А когда берет на руки кого-нибудь из них, то порой не может удержаться от слез.
Когда начался последний штурм, она не пришла. Одна из болтушек возбужденно поведала, что видела, как Эмму увели под конвоем. Сам Далмаций приходил к ней. И женщины терялись в догадках. Одна даже осмелилась предположить, что Эмма и есть та графиня из Байе, что жила в греховной связи с язычником Роллоном. На нее замахали руками. Как же, станет родственница самого герцога жить с богомерзким норманном. Отчего же богомерзким? Говорят, этот Ролло весьма пригож и лицом и статью.
Их разговор был прерван шумом осады. Теперь было не до разговоров. Женщины были перепуганы, дети плакали. Шум стоял неимоверный. А потом началась гроза. Повеяло долгожданной прохладой, пошел дождь. Дети стали засыпать, а женщины то молились, то гадали, отчего вдруг стало так тихо.
Неожиданно одна из них встрепенулась.
– Глядите – Эмма!
За полукруглой аркой двери сквозь колышущуюся пелену дождя они увидели ее, медленно бредущую через колышимый ветром сад. Она брела, словно не замечая непогоды, на отклики женщин никак не реагировала. А когда пошел град, одна из горожанок не выдержала, накинула на голову покрывало и побежала за Эммой. Почти силой втащила ее под кров.
– Ну что же ты, милая! Гляди, на тебе ни единой сухой нитки нет!
Карие ланьи глаза молодой женщины словно запали. На мокром лице не было ни кровинки. Женщины захлопотали вокруг нее, посадили к огню. Расспрашивали. Что она видела? Как норманны? Много их убили? А франки?
Эмма поглядела на них странным взглядом.
– Я вас ненавижу! Всех. Всех франков.
Они отшатнулись. Переглянулись недоуменно. Даже стали креститься. Она была как заколдованная. Словно и не их приветливая Эмма. И все повторяла:
– Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! – Потом без сил сползла со скамьи. Затихла.
Перепуганные женщины послали за Дуодой. Не сразу и нашли ее. Дуода находилась в лекарне с сыном. Но, узнав, что случилось, тут же прибежала. Взяла Эмму на руки, как ребенка, отнесла во флигель. Долго возилась с ней, пока не привела в чувство. Но и тогда Эмма была как неживая. На все попытки Дуоды разговорить ее, заставить поесть или выпить хоть глоточек молока, никак не реагировала.
Дуода совсем забеспокоилась, и когда закончился ливень, побежала искать Гвальтельма. Но епископу было не до нее. В городе был праздник. Горожане сегодня воочию видели, как их святыня сотворила чудо. Норманны прекратили наступление, они отошли, не осмелились посягнуть на покрывало Пречистой Девы Марии. Люди ликовали. Из уст в уста передавалась еще одна новость. За день в городе не умерло ни одного больного. Воистину, небеса вернули им свою благосклонность! И франки поздравляли друг друга, обнимались, шли в церковь.
120 
