Изабел улыбнулась и открыла объятия.
— Мой герой!
Игра продолжалась достаточно долго, и больше они не могли противиться неизбежному. И не все клятвы еще принесены.
— Ты дыхание моей жизни, знаешь это? — прошептал он в ее полураскрытые губы. — И знаешь, как я тебя люблю?
Она прижала ладонь к груди Рена и почувствовала, как его сердце пропустило удар.
— Нам, актерам, всегда мало, — продолжал он. — Скажи, сколько ты будешь любить меня?
— Ответ самый простой. Вечно.
Теперь он совсем не походил на серийного убийцу. В глазах сияла бесконечная доброта.
— Наверное, этого вполне достаточно.
Они целовались нежно и долго. Он зарылся пальцами в ее волосы. Она расстегнула пуговицы на его рубашке, чтобы коснуться кожи. Потом они отодвинулись. Слегка. Чтобы взглянуть в глаза друг другу. Все преграды, все барьеры, все препятствия рассыпались.
Она прижалась к его лбу своим.
— На этом месте обычно возникает музыка и бегут титры.
Он сжал руками ее лицо и снова улыбнулся.
— Вот тут ты ошибаешься, солнышко. Фильм только начинается.
Распутная госпожа много месяцев вожделела бедного, но честного конюха и все же терпеливо ждала до ненастной февральской ночи, прежде чем позвать его в хозяйскую спальню на вилле Ангелов. Она была одета в алое: ее любимый цвет. Платье с непристойно огромным вырезом спадало с плеч, открывая крохотную татуировку на изгибе груди. Растрепанные светлые волосы клубились вокруг головы, с мочек ушей свисали огромные золотые обручи, переливающиеся лаком цвета сливы ноготки пальцев выглядывали из-под подола.
Конюх был одет куда проще, как подобало его положению: в рыжевато-коричневые рабочие штаны и белую сорочку с длинными свободными рукавами.
— Госпожа?
Его бархатистый голос кружил голову, но аристократка не привыкла выказывать слабость перед простым людом. И поэтому она с надменным видом обратилась к нему:
— Ты, надеюсь, вымылся? Не терплю запаха лошадиного пота в моей спальне!
— Я все сделал, госпожа.
— Прекрасно. Дай мне взглянуть на тебя.
И пока он покорно стоял на месте, она обошла его кругом, задумчиво постукивая тонким пальчиком по подбородку, отмечая красоту его мускулистого тела. Несмотря на низкое происхождение, он гордо выдерживал ее взгляд и ни разу не опустил глаз, что еще больше возбудило ее. Не в силах сдерживаться, она коснулась его груди, положила руку на ягодицу и сильно сжала.
— Раздевайся!
— Я человек добродетельный, госпожа.
— Ты всего лишь крестьянин. И если не будешь делать, как я велю, прикажу сжечь деревню до основания.
— Вы сожжете деревню, чтобы удовлетворить свою грешную похоть?
— Через минуту по нью-йоркскому времени.
— Что ж, в таком случае, полагаю, придется мне пожертвовать собой.
— Чертовски верно.
— С другой стороны…
И распутная госпожа, не успев опомниться, оказалась на постели с задранными на голову юбками.
— Эй!
Его штаны упали на пол.
— Да будет вам известно, госпожа, что на самом деле я не ваш бедный, но честный конюх. Собственно говоря, я ваш давно пропавший муж, переодетый конюхом и вернувшийся, чтобы осуществить свои права.
— Лгун и обманщик!
— Иногда зло оборачивается против тебя же!
Он устроился между ее бедрами, гладя, но не входя. И когда она подняла руку, широкий золотой браслет с выгравированным внутри словом «ХАОС» ударился о своего приятеля. Того, что напоминал о необходимости дышать. Две половинки ее жизни наконец сошлись.
— Пожалуйста, будь нежным, — попросила она.
— Чтобы ты потом жаловалась? Ни за что.
Они замолчали и приступили к тому, что делали лучше всего. Любили друг друга, со страстными касаниями и тихими жаркими словами, уносившими их в тайный мир, который населяли только они двое. И когда лишились последних сил, долго лежали обнявшись в большой постели, в тепле и безопасности, бросая вызов бившейся в окна и стены зимней буре.
Она положила на него ногу и провела вдоль бедра.
— Нам давно пора начать вести себя как взрослые люди.
— Но мы еще так незрелы душой и телом. Особенно ты. Она улыбнулась.
Они немного помолчали. Разнеженные. Довольные. Его шепот пролетел над ее щекой:
— Ты хоть понимаешь, как я тебя люблю?
— О да, — уверенно кивнула она и, прижавшись губами к его губам, снова упала на подушки.
Он продолжал ласкать ее, словно не веря, что она принадлежит ему.