Особенно,... 
83 
ОН вспомнил, как в тридцать втором или в тридцать третьем году к НЕМУ в Сочи приехала группа армян. Посидели, выпили.
Потом вышли на террасу, солнце пекло. Ханджян посмотрел на ЕГО ноги и спросил:
– А вам не жарко в сапогах?
Негодяй. Ведь это ЕГО привычный для всех облик. Облик вождя. Таким ЕГО знает народ, знает вся страна, весь мир. С вежливой, участливой улыбочкой спросил. Думал улыбочкой скрыть от НЕГО издевательство своего вопроса. Мерзавец!
– Нет! – ответил ОН Ханджяну. – Не жарко. Зато легче в зубы дать, легче морду бить!
Ханджян вежливо улыбнулся. Но все понял. И конечно, стал еще большим врагом.
И все же застрелить у себя в кабинете секретаря Центрального Комитета коммунистической партии республики – это случай из ряда вон выходящий.
Что творилось с Лениным, когда он узнал про оплеуху, которую Орджоникидзе отвесил Кобахидзе. Требовал чуть ли не исключения Орджоникидзе из партии. А кто такой этот Кобахидзе? Обыкновенный член ЦК компартии Грузии. К тому же и уклонист…
Конечно, Ханджян мерзавец. И все же застрелить его в кабинете, без суда и следствия?!
С другой стороны, потерять Берию?
Сталин позвонил, велел Поскребышеву вызвать к нему Маленкова.
Маленков явился. Сталин мрачно посмотрел на него. Долго смотрел.
И Маленков понял: Сталин или чем-то недоволен, или собирается дать серьезное задание.
Не предложив Маленкову сесть, Сталин, прохаживаясь по кабинету, сказал:
– Сегодня в кабинете Берии застрелился Ханджян. Не выдержал обвинений в потере бдительности. Закажите на утро самолет и вылетайте в Тифлис. Проследите, чтобы все прошло спокойно.
Он помолчал, потом добавил:
– И главное. Передайте Берии: все, что он сегодня говорил мне по телефону, пусть напишет на бумаге, подпишет, вложит в конверт, запечатает сургучной печатью и передаст вам для меня. Вы, когда вернетесь, передадите пакет мне лично. Бумага, которую напишет Берия, не должна быть никому адресована, ни мне, ни еще кому-либо. Просто изложение фактов и подпись. Все! Выполняйте!
Через два дня Сталин вскрыл привезенный Маленковым конверт. Берия сделал все так, как ОН велел, подробно изложил обстоятельства, при которых застрелил Ханджяна. Письмо без адреса. На свой телефонный разговор со Сталиным Берия не ссылался и имени ЕГО в письме не упоминал.
Сталин положил письмо Берии в свой личный сейф.
А еще через два дня Сталин и Ежов приняли руководителей НКВД – Ягоду, Агранова, Молчанова и Миронова.
Молчанов, давая объяснения, разложил на столе карту, где графически были показаны связи Троцкого с руководителями «Объединенного центра» в СССР.
Докладом Молчанова Сталин остался недоволен:
– Неубедительно. Одни разговоры. Нужны документы, письма, записки.
– Таких документов нет, – ответил Молчанов.
Сталин отметил про себя твердость этого ответа: не хотят делать документов, боятся, чего боятся? Если подсудимые согласятся дать показания, то почему они не смогут подтвердить подлинность предъявленных документов?
Затем Миронов доложил о ходе следствия: кто дал показания и какие именно, кто не дал, упорствует.
Сталин удивленно поднял брови.
– Каменев не сознается? Неужели?
– Да, он не сознается.
– Неужели не сознается? – зловеще переспросил Сталин.
– Нет.
– Столько натворил и не признается?
– Нет.
– Он не жалеет своей жизни?
Миронов пожал плечами.
– И не жалеет жизни своих детей?
Миронов молчал.
– У него два сына. Неужели не жалеет ни старшего, ни младшего?
Миронов не знал, что ответить…
– Что же вы молчите?! Я у вас спрашиваю!
– Я думаю, что жалеет.
– Ах, вы так думаете! – злобно проговорил Сталин. – Тогда не говорите мне, что Каменев, или Зиновьев, или кто-то там еще не дают показаний. – Он обвел всех тяжелым взглядом. – Скажите им, что бы они ни делали, как бы ни выкручивались, им не остановить хода истории. Или они будут спасать свою шкуру, или подохнут, так им и передайте! Хотят сохранить жизнь, пусть дают показания! Поработайте над ними, поработайте, пока они не приползут к вам на брюхе с признаниями в зубах!
Все молчали. Когда Сталин находился в состоянии гнева, любое неосторожное слово могло дорого обойтись тому, кто его произнесет.
После паузы Сталин уже спокойно, вполголоса сказал:
– А Зиновьеву передайте: если он добровольно согласится предстать перед судом, перед открытым судом, и во всем сознается, ему будет сохранена жизнь. А если нет, его будет судить военный трибунал. И он будет расстрелян. И все его сторонники, нынешние и прошлые, будут расстреляны. Если ему не нужна собственная жизнь, пусть подумает о жизни людей, которых затянул в болото.
83 
