2 
Через полчаса Анна была уже на месте. Сейчас она заварит себе кофе и посмотрит какой-нибудь фильм, лучше комедию. Она будет смеяться и забудет обо всем — хотя бы на час или два…
Поставив диск, Анна собралась уже нажать кнопку на пульте телевизора, когда раздался громкий стук в дверь.
Джерри.
Все ее тело напряглось. Она оставила ему гектары лучших земель Кимберли, когда ушла от него пять месяцев назад. Зачем он пытается вернуть ее назад? Потому что он из тех мужчин, которые не привыкли проигрывать. Джерри заключил договор с ее отцом: если он женится на Анне, то унаследует Джарндирри, а Великий Джерри Вест никогда не нарушал своих договоров. Это унизило бы его в глазах общества, в котором он вращается, — почти так же сильно, как и уход жены.
Стук был повелительным, он был громче, чем разразившийся шторм.
«Войдите!» — крикнула Анна и, стиснув зубы, направилась к двери. Она не должна показывать, что жаждет видеть Джерри, иначе он сразу же возьмет над ней верх. Единственный поцелуй — и она пропала…
Только Небеса знают, как ей было трудно поначалу. Джерри почти раздевал ее, и она таяла перед ним, превращаясь в лужу под его ногами, и лишь в последнюю секунду овладевала собой и выставляла его за дверь. Возможно, она уже и не любила Джерри, но телу ее было все равно. Один взгляд на его лицо — и внутри у Анны все кричало от желания; одно его прикосновение — и она не могла думать ни о чем другом…
Больше такого не повторится!
Вскинув голову, Анна рывком открыла дверь, готовясь к борьбе…
Но не увидела высокого, темноволосого мужчину. Перед ней стояла молодая худенькая женщина, хорошенькая, но с отчаянными глазами, молившими о помощи.
— Привет, Анна, э… как поживаешь?
Сердце Анны не просто упало — оно стремительно рухнуло вниз, вызвав острое чувство тоски. Она знала, о чем попросит ее Рози Фостер.
— У меня все хорошо, Рози. А как поживаете ты и наша замечательная Мелани?
Рози машинально покачивала в руках детское сиденье для автомобиля, будто успокаивая саму себя.
— Э… у меня все хорошо. Послушай, я понимаю, что не имею никакого права просить тебя…
Хорошо знакомые чувства — ужас, боль, тоска — обрушились на Анну, когда она попыталась изобразить улыбку на лице. Ее единственная настоящая подруга в этом городке, Рози Фостер, никогда не расспрашивала Анну о ее жизни. У нее и своих проблем достаточно. Рози была молодой матерью-одиночкой, от которой сбежал лодырь муж. Ей нужна была помощь, и она выбрала Анну — как советчика и няню, — возможно, потому, что Анна в ответ никогда не нагружала ее своими собственными проблемами.
«Почему я, Рози? Я не могу, не могу!» Почему Рози выбрала именно ее, бесплодную Анну Вест, которая в одночасье потеряла и своего сына, и способность снова рожать, а затем разрушила брак, который вызывал так много сплетен и пересудов?
Может, потому, что Анна была гораздо более одинокой, чем Рози? По крайней мере, Рози знала, как попросить о помощи, а Анна не знала, как умерить свою гордость. Все в округе знали, что она разошлась с Джерри, и все выдвигали разные предположения, но она отказывалась удовлетворить всеобщее любопытство…
Не в силах сдержаться, Анна опустила глаза. Раскрасневшееся личико с пухлыми щечками выглядывало из глубины сиденья. Большие голубые глаза, длинные золотистые ресницы под розовым кружевным чепчиком. На щеках появились ямочки, когда малышка улыбнулась беззубым ртом, и крошечная ручка протянулась к Анне в знак восторга и приветствия.
«Привет, тетя Анна, — говорили ее ясные глаза. — Я снова пришла с тобой поиграть…»
И сердце Анны, замороженное вот уже целый долгий год — с того мгновения, как ее чудесный сыночек умер внутри ее и она не могла его спасти, — снова растаяло.
— Конечно, Рози, заходите. Давайте вместе пообедаем.
Снова наступили мрачные дни.
Облака заволакивали небо каждый день. Джерри казалось, что, если они исчезнут, за ними не будет неба. Эти облака были чем-то похожи на Анну. Однажды, это было пять месяцев назад, жарким днем он пришел домой, покормил скот и позвал жену — а в ответ раздалось лишь насмешливое эхо.
В тысячный раз Джерри Вест перечитывал записку, которую оставила Анна:
«Мы оба понимаем, что все кончено. Я не могу родить тебе детей, которых ты так хочешь, и я больше не могу здесь жить: всегда одна, всегда в молчании.
2 
