Последние отзывы

  67  

– Надо же, со своими детьми он никогда так себя не вел. За исключением разве что ребенка от одной девки из селения угольщиков. Того он даже частенько привозит в Белый Колодец, а когда моя матушка осмелилась высказать неудовольствие, едва не пришиб ее. Но мать по-прежнему ненавидит моего братика из леса. Возможно, потому, что Бруно слишком был в свое время увлечен его дикой матерью. Но она уж очень хороша собой, я сама видела.

К своему удивлению, Эмма ощутила неожиданный укол ревности. Ей и дела не было до Бруно, но она уже так сжилась с его пристальным, сдержанным обожанием, что наличие какой-то лесной соперницы задело ее. А однажды, когда она зашла проведать ждавшую отела корову, то несколько минут, замерев, наблюдала за примостившимися в углу Муммой и Бруно. Их соитие было яростным и страстным, и Эмма вернулась в дом сама не своя. Жар, исходивший от только что виденных ею сплетенных тел, для которых не существовало холода, невольно передался и ей.

Видимо, выглядела она и в самом деле странно.

– Что случилось, госпожа? – спросил ее Видегунд.

Он помогал Ренуле резать мясо и сало в мелкой посудине, стоявшей на плоском камине у очага. Он вообще не отказывался ни от какой работы и сейчас по просьбе супруги Вазо взялся помочь разделать лопатку оленя, надубить кость. Эмма, не глядя на него, подвесила котелок на крюк. Но когда она все же повернулась к нему, взгляд у нее был таким же горящим, взволнованным. Ее даже словно потянуло к Видегунду, захотелось запустить пальцы в серебристые кудри, ощутить твердость мышц в обнаженных до плеч руках. И Видегунд будто прочел это желание в ее глазах. И вдруг покраснел и выставил вперед перепачканные салом и рассолом руки, словно удерживая ее на месте.

Эмма вздрогнула. Что с ней? Что за необузданное страстное желание вновь оказаться с мужчиной, стать слабой и податливой или, наоборот, нетерпеливой и жаждущей ожило в ней? Или она забыла, что страсть мужчин всегда оканчивалась для нее плачевно?

Она отвернулась. Нервно переворачивала вертел с кусочками мяса над огнем очага.

«Я сошла с ума!» Она припомнила, как обошелся с ней Леонтий, и страшное воспоминание мгновенно отрезвило ее. Шрамы от последнего «общения» с мужчиной все еще покрывали ее тело. Как и белесый рубец на скуле, когда-то оставленный кулаком Ролло.

На другой день она узнала, что Видегунд еще до рассвета оставил усадьбу, но, занятая хлопотами по хозяйству, не придала этому значения.

Мороз все держался. Давно наступил пост, и люди резали мелкий скот, потому что от недоедания скотина все равно бы пала. Люди драли теперь лыко на корм скоту, хотя сами ослабели и болели от недоедания. И хотя дни стали длиннее, снег все лежал замерзшим твердым настом, и, несмотря на то, что уже прошла половина марта, казалось, что потепление не наступит никогда. И если днем глупые синицы уже радостно перекликались и долбили по стенам клювами, выискивая спавших в пазах между бревнами насекомых, то ночью опять подмораживало, и волки бродили по деревне, воровали кур и ягнят. А один раз даже утащили ребенка.

А потом налетели тучи, пронесся теплый ветер, и на долину обрушились потоки дождя. Снег сошел меньше чем за неделю, ручей вспух и бурлил, а все вокруг стало темно-коричневым от грязи и воды. Но люди повеселели, ожили. В один из таких дней в усадьбу пришел промокший до нитки Тьерри. Был смешлив и весел, как обычно. Подарил Эмме вырезанную из ели рогатую лиру, но без струн. Когда она, смеясь, спросила, почему их нет, Тьерри, так же смеясь, ответил, что сделает ей струны, когда она научится петь или играть. И так и не понял, почему госпожа вдруг изменилась в лице, помрачнела.

Весна наступала бурно, яростно. Дули нескончаемые теплые ветры. И хотя в долине было тихо, лес наверху стонал и шумел под солнечным ветром. Воздух пел на разные голоса, небо в вышине раскинулось блестящим голубым шелком, крыши домов распухли от прораставших сквозь дерн трав, дым разлетался и кружил под порывами ветра. Пахло молодыми ростками, со всех сторон доносилось журчание воды, склоны долин подернулись яркой зеленью.

В это время с Эммой стало происходить что-то невероятное. Где-то внутри словно росло и переполняло какое-то смутное раздражающее недовольство. Чем? Она не знала. Ведь все вроде бы шло хорошо – Герлок приносила ей радость, люди любили и почитали ее, работа не утомляла, а скорее успокаивала. Но все чаще она ловила себя на мысли, что несчастна. Необъяснимое смутное волнение переполняло ее душу. Она стала страдать бессонницей, становилась раздражительной и порой спрашивала себя, имеет ли значение, чем она будет заниматься, к чему прилагать усилия, если она словно заживо похоронена в этой дыре.

  67