Особенно,... 
117 
Леонтий не верил в пустые обещания. В тот же вечер он приготовил грамоту и, лишь когда Гизельберт приложил к ней свою печать, поделился с ним своими мыслями. Видел, что принцу его план пришелся по душе. Тот даже повеселел, пока вновь не стал тревожиться, смогут ли они найти Эмму до того, как ее отыщет Ратбод.
– Нужно поторопиться, – сказал он то ли себе, то ли греку. И тут же ткнул его в грудь пальцем. – Это сделаешь ты. Я не позволю пользоваться данным тебе дарением, пока ты не отыщешь герцогиню.
– Почему же я? – расстроился Леонтий.
Но Гизельберт уже сказал свое последнее слово. Пришлось подчиниться, хотя Леонтий и пытался объяснить принцу, что его появление только вспугнет Эмму.
– Ничего, ты будешь осторожен, – не терпящим возражений тоном говорил Гизельберт. – Ты так логично объяснял мне, как искать этого Меченого, а с ним и мою сестру, что никто не справится с этой задачей лучше тебя. Я дам тебе людей и средства, а в остальном да поможет тебе бог.
«Или сатана», – мрачно подумал Леонтий и на другой же день отбыл из Меца.
Гизельберт тоже не задерживался в своей резиденции. Теперь, когда Ренье мог единым росчерком пера лишить его всего, он стал решительно вербовать себе сторонников среди лотарингской знати и духовенства. Не скупился на дарения, был любезен, обещал все, что мог и не мог, а главное, использовал вовсю свое обаяние. Даже свой гарем распустил: кого выдал замуж, кого пристроил в монастырь. Теперь он вмиг сделался благочестивым и достойным юношей, искал поддержки в каждом, не боялся опуститься до лести или унижения, гарантировал старые свободы феодалам, которых решительно прижал в свое время его отец.
В августе он совершил поездку в Германию. Если король Генрих поддержит его при получении наследства, он готов верой и правдой служить ему. А в сентябре уже находился при дворе короля Карла. Зная слабость Простоватого к красивым юношам, выглядел влюбленным и покладистым и совсем очаровал Карла. Даже вызвал ревность признанного фаворита Аганона. С королевой Этгивой был предельно любезен, зная о ее возросшем влиянии. Здесь же, в рейнском дворце, узнал, что Ратбод все еще не нашел жену герцога. Это обнадеживало. И когда Гизельберт отправился в Париж к Роберту Нейстрийскому, настроение у него было приподнятое, даже несмотря на отсутствие сообщений от Леонтия.
В Париже его встретили не столь тепло, ясно дали почувствовать, что здесь все заинтересованы в воцарении в Лотарингии дочери Эммы. Об этом сообщил Гизельберту некий священник Гергарт, происходивший родом из Лотарингии. Сам же он пообещал, что в случае, если Эмма объявится среди своей робертиновской родни, немедленно сообщит об этом Гизельберту, так как считал, что Гизельберт лучше распорядится наследием отца, чем нежели при его малолетней сестре Лотарингия попадет под власть франкских правителей.
– Если ее, конечно, первым не найдет Роллон.
И он поведал принцу Лотарингскому, что и герцог Нормандский также заинтересован в поисках Эммы – своей прежней возлюбленной.
Гизельберт уже собирался покинуть Париж, когда к Роберту прибыл сам Роллон. Он поразил Гизельберта своей силой и мощью. И тем поразительнее было, что этот человек, казавшийся несокрушимым как скала, до сих пор не в силах забыть женщину, которую сам же когда-то изгнал.
Роллон Нормандский прибыл в Париж вместе с сыном, и Гизельберт был свидетелем, с какой уважительной нежностью относится крещеный язычник к сыну. Они были почти неразлучны – викинг и его шестилетний сын, столь удивительно схожий с отцом. Гизельберт даже ощутил грусть. Ведь он тоже похож на отца, тоже был единственным наследником, но Ренье так и не стал ему настоящим отцом, они всегда были врагами, с тех самых пор, как Гизельберт начал что-то соображать и понял, что ни он сам, ни его тихая матушка ничего не значат для Длинной Шеи.
И его ненависть к Ренье выросла из прежней детской обиды. Однако в последний раз он явно переусердствовал, ведь Ренье сам прибыл к нему с мировой. И сдержи неприязнь Гизельберт – он не носился бы как угорелый по всей Европе, выискивая сторонников, не вздрагивал бы при прибытии любого гонца, ожидая, что тот привезет вести от Леонтия.
Однако внешне Гизельберт никогда не показывал, в каком напряжении пребывал последнее время. Он был смешливым, обаятельным, раскованным. Любезным с Робертом и герцогиней Беатриссой, по-приятельски непринужденным с Роллоном, даже с Гийомом смог поладить, когда подарил ему щенка лотарингской овчарки. А когда они с Роллоном, охотясь в лесу близ Парижа, загнали матерого оленя, язычник даже пригласил его на турью охоту в свои земли.
117 
