Особенно,... 
129 
– Да нет, милостивый государь, – произнес рыцарь с учтивым поклоном, – в верхнюю часть пытался проникнуть, а туда таким, как он, нельзя. К тому ж чужим именем назвался…
– И каким?
– Да я не запомнил, – отмахнулся рыцарь. – Вот мне еще делать нечего, глупости всякие запоминать. Ну, вы сами посудите, какой из этого ущербного ублюдка граф?
То, что рыцарь снизошел до разговора с ним да еще обращался, как с важной персоной, нисколько не удивило Шака. Видимо, Жаро уже успел оповестить всех, что гостившего рыцаря лучше пока не трогать и стараться избегать конфликтов с ним. Привыкшему за десяток лет скитаний к грубости знати бродяге даже стало как-то не по себе от такого уважительного приема.
– Не стоило с ним так жестоко, а вдруг на самом деле окажется графом? В жизни всякое случается, бывает, и король в хламиды няряжается, чтоб в народ выйти, пивка выпить, похабные частушки с пропойцами в обнимку погорланить да девок пощупать, а то фрейлины уж больно тощие…– всерьез озадачил рыцаря Шак и, уцепившись за ворот рубахи, рывком поднял на ноги державшегося за живот парня. – Ну, что, сиятельство битое, пойдем в сарайчик, родословную мне свою расскажешь!
Ни стражники, ни их командир не стали препятствовать чужаку. Им не хотелось перечить гостю, настолько важному да знатному, что ему разрешалось не только делать что угодно, но и даже заходить в верхнюю часть замка. Если бы Шак пожелал пройти, то его бы пропустили, хоть немедленно и предупредили бы об этом старшего рыцаря Жаро.
* * *
– Не умеешь народ дурить, не берись! А прежде чем графом называться, на рожу бы свою глянул! – проворчал Шак, отпихнув все еще державшегося за живот Семиуна на сено в углу сарая. – Давно у графской ровни в гостях не бывал, чего в господской части замка забыл?
– Да кто ты таков, чтобы я тебе отвечал? Бродячим мошенником прикидывался, а сам!.. – простонал Семиун и закатался по сену в новом приступе боли.
Шака было трудно разжалобить. Уже давно он на собственной шкуре узнал, каков силы удар у тяжелого солдатского сапога. Судя по не успевшим вспотеть лбам стражников, к тому моменту, когда он появился у ворот, учение неслуха уму-разуму шло не долее минуты. Парень должен был еще чувствовать боль, но так кататься по сену и вдохновенно извиваться в конвульсиях было уж слишком большим перебором…
– Тебе б в театру бродячую податься. Там за представление болезных да хворых немало деньжат огребешь, а вот если сам…в жизни, такую спектаклю учинять будешь, то и по роже огрести недолго! – нарочито громко произнес Шак и, прежде чем закрыть дверь сарайчика, осмотрелся, не притаился ли поблизости любитель послушать чужие разговоры.
– Я хвост сохатки проглотил…случайно…– жалобно простонал Семиун. – Теперь вот мучусь…Мне б промывание…сам не могу…а лекаря у них лишь наверху, аж четыре штуки…
– Ну, знаешь что, парень, – вдоволь насмеявшись, выдавил из себя Шак, – слыхивал я, что дети малые да старичье неразумное в рот всякую гадость заместо жратвы тащат, но чтоб хвост сохатки…
– В бою это было, – оправдываясь, простонал Семиун.
– Хорош же бой, – уже с трудом дышал захлебывающийся от смеха Шак. – Ее хвост, которым камни дробить можно, и твои зубки. Не подскажешь, на чем так клычины натренировал?
Внезапно смех рыцаря оборвался. Шак присел над дергающимся телом Семиуна и спокойно, как будто говорил неженке, не желающей ранним утром подниматься с теплой постельки, произнес всего одно слово: «Вставай!» Юноша, конечно же, не поднялся на ноги, но ерзать перестал, а вместо этого изумленно уставился на непонимающего всей трагичности момента напарника.
– Любой человек, попробовавший мяска сохатки, немедленно сдох бы, помер бы в муках ужасных прям на месте. Но еще в Задворье, когда я тебя, дурня, лечил, то полную крынку целебного отвара в твою пасть ненасытную вылил. Организм твой вьюный зельем тем насквозь пропитался, так много его было. Ты ж еще с целый месяц, коль боли не боишься, и под стрелы, и под мечи смело лезть можешь, все срастется и залечится, – усмехнулся Шак и похлопал парня по плечу. – А если гурман, до нежити охочий, то лучше кабарса попробуй. Он тварь редкая, но мясцо у него куда вкуснее сохаткиного хвоста будет…
– Но я ж чувствую, чувствую, как зараза мои внутренности гложет. А резь в желудке, она от нервишек расшатанных, что ли?!
– А сейчас? – быстрым движением Шак дотронулся до мочки уха мнимого умирающего.
129 
