– Вы любите заглядывать в чужой карман?
– По необходимости. Дальше: он не просто менеджер, а ведущий специалист, владеет двумя иностранными языками в совершенстве – английским и немецким, часто бывает за границей, имеет четырехкомнатную квартиру повышенной комфортности, не женат…
– И что начальство про него думает? Этот миллионер с иностранными языками позарился на браслетик с брошкой и пришил старушку?! – вытаращился юноша. – Полная лажа.
– Ну, знаешь, миллионеров отличает патологическая жадность, конечно, не всех.
– Ну, знаете, – в тон ему возразил юноша, – вы мне напоминаете нашего начальника, тому все равно, на кого завести уголовное дело.
– Теперь она… Держи мордашку, правда, отпечаталась похуже первого фото. Усольцева Серафима Кирилловна, двадцати шести лет…
– Хорошенькая.
– Молодые девушки все хорошенькие.
– В вашем возрасте, – вставил шпильку Ивченко. – А для меня далеко не все.
– Не хами. Усольцева работает в престижной конторе адвокатом, университет окончила с красным дипломом, делает успехи в карьере, морально устойчива, единственная дочь в семье… Оба не привлекались…
– Что и требовалось доказать, – прищелкнул пальцами Ивченко. – Не убивали эти двое старуху, не тот контингент!
– Приказы начальства не обсуждаются, – спокойно сказал Тороков. – А социальное положение не является алиби. Мы получили их мобильные телефоны, я сейчас попрошу выяснить, кому и когда они звонили, нам сообщат. Затем созвонимся с УВД их города, чтоб заблокировали там нашу сладкую парочку по полной и повязали, если они вернулись домой. А потом едем в Ястребиное Гнездо, чует мое сердце, Кораблев с Усольцевой еще там. Ехать нам часа два по мокрой дороге, может, чуть больше, надеюсь, успеем с местной милицией пообщаться. Все ясно?
Постепенно с лица Ивченко слетала улыбка, а глаза заполняло разочарование. Он не дурак, понял по монологу и азарту, что Тороков поменял позицию в отношении двух беглецов.
– Не все, – сказал он тусклым тоном. – Кто занимается поисками убийцы здесь? Есть же и вторая версия, более убедительная, вы знаете это лучше меня.
Тороков поднялся, сунул пачку с сигаретами в карман куртки, забрал досье на обоих подозреваемых, оставив молодого коллегу без ответа. В общем, второй версии нет, от нее открестились. Вмиг Тороков предстал в ином свете, Ивченко увидел в нем тщедушного сутулого человека с чуть заметной виноватой улыбкой, с морщинами усталости на щеках. Между прочим, прямо в глаза он редко смотрит, в основном, когда допрашивает. И задался юноша вопросом: неужели у него нет желания расследовать пусть не громкое, но убийство, только сделать это по-настоящему?
В ресторане отеля было тихо, народу почти никого, если не считать компании в углу, из предосторожности оба говорили шепотом, придвинувшись друг к другу вплотную. Она, конечно, выдержанная, но в ее зрачках засел запросто читаемый ужас. Он выпил минеральной воды, поставил бокал и постукивал по нему пальцем. Не надо быть особо проницательной, чтоб догадаться: ему тоже стало страшно.
– Надо сматываться отсюда, – сказала она, правда, неуверенно, с дрожью в голосе. Как тут смотаешься? Не за тем оба приехали, чтоб бежать, трусливо поджав хвосты.
Он налил минералки, выпил немного и отказался:
– Нет. Раз нас до сих пор не поймали, значит, и не ловят.
– Ты же сам говорил, убийство Катерины Андреевны связано с нашим появлением. Теперь еще и горничная… Это не только не случайность, это прямая наводка на нас. Или я ошибаюсь? Скажи, что ошибаюсь.
– Сказал бы. Если б не думал так же. Нам нужен массовик-затейник, без него мы не можем смыться, а объявится он сегодня.
– Не удивлюсь, если и его огреют тяжелым предметом по голове.
Паузы были естественны, слишком много навалилось неожиданностей, в них трудно ориентироваться, а еще трудней – предугадать, какие грозят последствия. Решение он принял, придвинулся к подруге и в ультимативной форме сказал на ухо:
– Сейчас идем в номер, ты собираешь вещи, я посажу тебя в такси, приедешь в город, сразу же возьмешь другое такси и поедешь домой…
– Нет.
– Слышишь, это моя проблема, дальше буду решать ее сам, – разозлился он, однако повысить голос не посмел, перешел на шипение: – Уматывай отсюда на всякий случай и пока не поздно.
– Нет.
При всей мягкости и, казалось, неспособности к решительным действиям она умела настоять на своем, и он упирался в такую крепкую стену, что иной раз ему оставалось только беситься. Вот и сейчас, понимая, что не сдвинет ее, не убедит, он чувствовал волнообразные вспышки гнева, больших усилий стоило себя сдерживать.