Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
51 
М а р ц е л л. Он давно был за Суллу. Потому что этот, говорят, за народ. Обещает большое богатство, говорят. Когда пограбит Митридата.
К о р д. И ты тоже надеешься на это богатство?
М а р ц е л л. Как и все!
К о р д. Значит, так: быдло надеется, и ты надеешься?
М а р ц е л л (безо всякой обиды). Угадал.
К о р д. Этот Крисп придет со щитом или его принесут на щите. Такие не любят середины.
М а р ц е л л. А может, приползет на брюхе?
К о р д. Всякое может случиться.
М а р ц е л л. А все-таки он длинноногий. Знает, что делает. Пошел не к Марию, а к Сулле.
К о р д. Дурак ты, Марцелл! Ты же только что сказал: он давно тянулся к Сулле.
М а р ц е л л (с ехидством). Тянулся! Может, Сулла – бог, и Крисп это угадал первым из нас.
К о р д. Бог не бог, но тебя может препроводить к праотцам. И даже глазом не моргнет. А может и помиловать. Разве это не бог? У него своя компания. Он – за богатых! За знатных; когда он говорит «народ», он думает только о них, а не о нас.
М а р ц е л л. Как глупы все эти земные боги! Сидят на нашей шее, да еще считают себя благодетелями. Настоящие боги не сидят на шее и не путаются у тебя в ногах. Я так скажу: будь ты бог или не бог, но не мешай жить людям!
Корд смачно сплюнул.
По мне, был богом Апулей Сатурнин. Слыхал про него?
Корд мычит.
Слыхал, говорю?
К о р д. Ну и что потом?
М а р ц е л л. Он сочинил закон о дешевом хлебе. Вот это да! И Сулла обещает, говорят…
К о р д. Крисп вернется со щитом…
М а р ц е л л. Ты его уважаешь. Плюешь на него, но там (ткнул себя пальцем в грудь) ты его уважаешь.
К о р д. Может быть. Я редко кого уважаю.
М а р ц е л л. Давай пойдем к своим старухам и к детям, а эти – сильные мира сего – пускай наводят порядки. Ломают себе шеи. Наше дело – сторона.
К о р д (вздохнул). Я давным-давно говорю это. Пошли. Я закрываю лавку.
М а р ц е л л. Погода портится…
Корд гремит огромным засовом.
7
– Ну? – сказал архимим Полихарм. – Что говорил Буфтомий там, в Ноле?
Сулла подтвердил, что предсказание прорицателя сбылось. Что очень этому рад. Что рад тому, что Буфтомий нынче в гостях у него и что он может оказать гостеприимство Буфтомию здесь, в Риме.
Сулла крайне любезен, крайне радушен.
– Эта ночь наша, – сказал Сулла. – И никто нам не помешает провести ее так, как хотим.
Кроме Полихарма и Буфтомия были здесь уже знакомый нам Милон, ваятель Басс Камилл, два маркитанта, Африкан и Оппий, и еще некая поэтическая бездарность, которую представил Полихарм.
– Гениальный поэт, – сказал архимим. – Его долго отовсюду гнали.
– Кто же его гнал? – спросил Сулла.
– Разумеется, Марий.
– Марий? – Сулла обратился к поэту: – Отныне твоя муза будет свободной. Ты будешь петь на свой лад, и никто не посмеет обижать тебя.
Поэт схватил руку своего благодетеля.
– О великий! – тонким голоском вскричал поэт, целуя руку. – Сколь целебны твои слова! Сколь они милы моему раненому сердцу!
– Будет, будет, – снисходительно сказал Сулла, заметив слезы на глазах служителя муз. – Как твое имя?
– О великий! Оно еще столь безвестно, что стыдно даже произносить его. Но что поделаешь! Такова судьба гонимых, презираемых, угнетенных певцов… Мое имя едва ли что-нибудь скажет тебе…
– А все-таки, милейший, назови себя.
– Вакерра, о великий, Вакерра – твой слуга.
– Нет, не слыхал, – сказал Сулла. – Но это ровным счетом ничего не значит. Я, говоря по правде, мало знаю поэтов… Что такое служитель муз? Сегодня он в тени, а завтра – глядишь, соперничает с Гомером. И начинает жить в веках, подобно Гомеру.
Вакерра был польщен.
– О! – воскликнул он. – Сразу видно знатока! Великие люди, о Сулла, всегда любили поэзию. Они оказывают ей свое внимание. Спасибо тебе, о Сулла!
Поэт снова схватил руку полководца и прильнул к ней. Горячими губами. В благодарственном поцелуе.
– Ладно, ладно, – промолвил Сулла.
– Я был гоним, о Сулла! Но теперь я вижу свою гавань. Я чувствую руку того, кто оборонит меня от злых людей. Марий пытался погубить мою музу. Он…
И вдруг поэт перешел на стихи. У него, впрочем, хватило ума продекламировать нечто совсем не длинное. В стихах Сулла прямо не упоминался, но что-то туманно говорилось об «отважном, спасшем Рим от тирании». И Сулла вполне мог принять это на свой счет.
51 
