Децим выступил вперед, срывая драгоценный ворс с ковра своими солдатскими башмаками на грубых гвоздях.
– Восемь тысяч, как один человек, – доложил он.
– Восемь тысяч? – Сулла подумал. – Запереть их всех в цирке Фламиния. Это рядом с храмом Беллоны. Ты понял?
– Очень даже, великий и мудрый Сулла!
Центурион, вдохновленный столь важным поручением, готов бежать на Марсово поле хоть сейчас.
– Я не знаю, что скажет сенат. Я завтра выступлю перед ним. Протяну ему руку дружбы. Я потребую примерного наказания врагов отечества. Сегодня мы еще церемонимся с ними, но завтра полетят головы.
Сулла вышел из-за стола, взял с треногого поставца кубок чистого финикийского стекла и, любуясь им, продолжал:
– Я много думаю и о своих друзьях. О тех, кто, не жалея жизни, бился за общую победу. Справедливо ли будет… – Он прошелся голубым взглядом по лицам своих друзей и остановился на Крассе. – Справедливо ли будет, если Красс окажется без крова, а какой-нибудь враг отечества тем временем будет наслаждаться в своем дворце на Палатине или Квиринале? А? – обратился он к Гибриду.
– О нет, великий и мудрый Сулла! – сказал Гибрид. – Это будет вопиющей несправедливостью! Почему Красс, которому тридцать с хвостиком, должен довольствоваться небом, в то время как некий марианец наслаждается в своем прекрасном доме? Такого марианца следует казнить, а имущество его конфисковать и передать достойному.
– Благодарю тебя… – сказал Красс и, немного замешкавшись, присовокупил: – О великий и мудрый!
И покраснел. Но, кажется, никто не обратил внимания на его стыдливый румянец. Все поглощены мыслями и мечтами, касающимися лично и только лично их самих.
Сулла обратил внимание своих друзей на весьма, как он выразился, «мудрые, проникнутые пониманием государственных интересов» слова Гибрида. Есть смысл, сказал Сулла, призадуматься над ними. (А сам, казалось, давно уже все обдумал.) А иначе получится полная чепуха, неразбериха. Одни – враги отечества – блаженствуют, а другие, проливавшие кровь за республику, влачат жалкое существование. Нет, это негоже! Тут следует кое-что исправить – вернее, уточнить. А еще точнее, изменить кое-что, к тому же весьма решительно…
Всем пришлись по душе его слова. Разумеется, это верно. Разумеется, так будет справедливее. Больше всех радовался Гибрид: да, э т о надо ускорить! Да, э т о надо провести в жизнь во что бы то ни стало.
Но вот молодой Помпей, кажется, чего-то недопонимает. Ему, видите ли, хочется разъяснений. Он, видите ли, сомневается…
– В чем? – жестко спросил Сулла.
– Вся республика погрязнет в судебных процессах, – сказал Помпей.
– Это почему же?
– Потому, что надо доказывать вину квиритов. Надо конфисковывать имущество. – Помпей разводил руками, предвидя чрезвычайные трудности в этом отношении. – Исходя из римских законов.
Сулла усмехался. Гибрид тоже. По-видимому, у них уже наготове убедительный ответ.
– Ерунда! – сказал Гибрид. – Этот вопрос не стоит и выеденного яйца!
– Но ведь… – начал было Помпей.
Гибрид остановил его. И пояснил, как школьнику:
– Достаточно одного решения сената…
– О чем?
– О проскрипционных списках.
Помпей не понял.
– О списка-а-ах, – пропел ему Гибрид. – Составляются списки врагов отечества… Понял?
– Понял.
– Затем по этим спискам конфискуются дома, деньги, все имущество. Понял?
– Понял.
– Затем на основании тех же списков враги отечества получают от палача то, что они заслужили. Понял?
Помпей кивнул.
Гибрид торжествовал. Это будет всеобщее и полное возмездие врагам. Без проволочек. Без волокиты.
– А как же наши законы? – не унимался Помпей.
– Все пойдет на законном основании. Как по маслу, – объяснил Гибрид и посмотрел на Суллу. Тот утвердительно кивнул ему. – Это будет новый закон в защиту республики. Понял?
Помпей ответил:
– Понял?
Почему-то в вопросительной форме. Как видно, машинально.
Сулла занял место за столом. Осторожно поставил перед собой стеклянный кубок. Поднял на друзей усталые глаза, бледное лицо. (Даже красные крапинки побледнели.) И кратко изложил свои мысли:
– Друзья мои, предстоят нелегкие дни. Поэтому самую мысль об юридическом, судебном крючкотворстве следует отбросить напрочь. Словно гнилое яблоко. Коль мы займемся крючкотворством – нас непременно перехитрят наши враги. А что еще остается им, как не крючкотворствовать? Поэтому уважаемый Гибрид прав: нужны списки, единые списки, которые можно дополнять ежедневно, ежечасно. Просто дописывать. Вот тогда-то затрепещут наши враги, и тогда-то сумеем, поговорить с ними на понятном им языке. – У Суллы голос повышался, начинал звенеть, как бронзовая пластинка. – Эти списки, которые Гибрид назвал проскрипционными, позволят нам быстро расправиться с врагами. А иначе нам придется без конца с ними дискутировать. И неизвестно еще, кто эту дискуссию выиграет. Я предлагаю: никакой пощады врагам отечества! Никакого снисхождения врагам республики! – Сулла тряс обоими кулаками. – Вы скажете (он почему-то посмотрел на Помпея), что возможны беззакония при этом, несправедливости, ибо мы не боги. Я спрашивал на этот счет волю богов. Специальные ауспиции авгуров на этот счет подтвердили нашу мысль: да, несправедливости могут иметь место, ибо мы не боги, но что эти несправедливости ничтожны по сравнению с тем большим делом, которое совершим… Вы можете сказать: а как же сенат? Да, мы не можем не считаться с его мнением. Но, получив согласие сената, мы кровью и железом проведем его в жизнь. Горе сенату, который не поймет нас.