Последние отзывы

  40  

— Катись отсюда, мразь!

Тео развернулся и пошел в ванную ополоснуть окровавленные кулаки. Шумело в висках, а в груди была абсолютная опустошенность, будто из нее выкачали воздух и вынули заодно сердце.

Сзади подошла Рената, обхватила его за плечи. Тео скривился в усмешке: все по правилам — самцы сражались за добычу, как и полагается, из-за… сучки. Сейчас будет оправдываться, молоть какую-нибудь чепуху, когда все предельно ясно.

— Я ни в чем не виновата перед тобой. Клянусь жизнью.

Тео обернулся, отстранил Ренату от себя.

— Мне не нужны клятвы, я верю только фактам.

— Клянусь, я никакого момента не улучала и не приглашала его! Он лжет.

Даже сейчас, вся в слезах, она прекрасно выглядела. Хоть портрет пиши.

— Я действительно сама его впустила, потому что думала — это ты. И постель стелила для тебя… Я хотела… мечтала, чтобы ты передумал и вернулся. Мне в голову не могло прийти спросить…

— …кто звонит в дверь? — усмехнулся Тео.

У Ренаты опустились руки.

— Среди ночи, голышом бежишь и открываешь дверь, вместо того чтобы заглянуть в глазок?

— Я ждала тебя.

С каждой фразой Ренату охватывала безнадежность.

— Мы же договорились, что я приеду только утром.

— Да…

— Мы же простились до завтра. Разве не так?

— Ты убиваешь меня своими вопросами.

— А ты убила меня более жестоким способом.

Рената печально понурилась.

— Я знаю, Тео, это было ужасно. Но я не лгу и ни в чем перед тобой не провинилась.

— Я вовремя успел, — опять усмехнулся Анджер. — А если бы поехал не к тебе — так и остался бы в «счастливом» неведении? Утром, как ни в чем не бывало, ты села бы со мной в самолет?..

— Если ты не веришь мне… — тихо, медленно выдавила она, — любое мое слово будет пустым звуком, но я все-таки скажу. Я люблю тебя, Тео, как никого не любила… Я тысячу раз могла переспать с мужчиной, а я ждала своего единственного… И не жалею сейчас, что дождалась… Но мы никогда не сможем быть счастливыми, если ты мне не веришь.

— Я этого тебе не сказал.

— Неважно, что не сказал вслух… Ты только спрашивал, как открыла дверь, зачем приготовила постель… Ты поверил своим глазам, а не мне… — В ее голосе уже не было обреченности, только напряженность и непреклонность. — Ты ждешь, что я стану оправдываться, умолять, просить прощения? На словах, возможно, ты бы и простил меня, а в душе нет.

— Я не прощаю обид, — произнес он, хотя в этот момент что-то подсказывало ему: остановись пока не поздно!

— Я тоже! — сурово бросила она.

— Черт побери, Рената! — Он вдруг со всей ясностью понял, что их счастливый вчера еще корабль идет ко дну. Будто туго натянутые концы обрубили.

— Все. Прощай, Тео.

У него потемнело в глазах.

— Уходи… И больше никогда не возвращайся…

Оцепенение охватило его. Боже милостивый, что он наделал?.. Но в тот момент, когда Тео Анджер закрывал за собой дверь, он думал уже по-другому. Я поступаю правильно. Любой на моем месте сделал бы то же самое, если он мужчина…

Удивительно, как быстро можно закруглить все дела, если захотеть.

В воскресное утро на студии почти никого не было. Пройдя по пустынным гулким коридорам, Анджер миновал приемную и вошел в кабинет, где немым укором стояли друг против друга два стола. Его и Бранч. Минуту он молча сидел, обхватив голову руками. Вздохнув, принялся за финансовые документы «Трибуны». Одни клал в ящик стола, другие себе в кейс. Стопка еще не разобранных заметно уменьшалась. Когда среди бумаг наткнулся на глянцевый проспект чикагской биржи, сразу вспомнил пятницу. Занимаясь поисками инвесторов для «Трибуны», Анджер неожиданно встретился со своим давним знакомым по Нью-Йорку, перебравшимся в Чикаго. Шон Эшби сильно продвинулся здесь по службе и, знакомя Анджера с чикагской биржей, где ведал ее техническим оснащением, всерьез уговаривал Тео переезжать сюда. Две самые крупные биржи Америки оспаривали друг у друга пальму первенства, более того — Чикаго в определенном смысле был перспективнее, поскольку в нем сосредоточились едва ли не самые крупные капиталы. И Тео подумал, что бросить здесь якорь — вариант вполне возможный… Теперь же он безжалостно разорвал красочный проспект. Он пришлет вместо себя одного из членов своей нью-йоркской команды — пусть продолжит работу с «Трибуной», сам же не вернется сюда никогда!

  40