3

Солнце впервые за несколько дней выкарабкалось на небосклон. Правда, несмотря на это, небо все равно было покрыто неровными кучками серого пепла. Свонн вышла на маленький балкончик и, взявшись за поручни, слегка перегнулась через край. На улице отца видно не было, поэтому она разумно предположила, что Уллин все еще красуется в своем костюме перед зеркалом.

Сделав глоток свежего воздуха, Свонн ощутила, как сильно забилось-заколотилось ее сердце. То ли так на нее подействовал запах солнечного весеннего дня, то ли так томительно радостно ждала она встречи с Патриком… Если бы все удалось… Если бы только все сложилось так, как она хотела… Свонн улыбнулась солнцу, выглядывающему из-под пепла туч, и побежала в комнату. Отец наверняка уже готов и скоро зайдет за ней… Как же он удивится, увидев, что его дочь по-прежнему разгуливает в домашнем платье! Свонн вспомнила, как когда-то давно Уллин опоздал из-за нее на званый и очень важный для него ужин. С тех самых пор он всегда заходил за ней, прежде чем наступало время выхода.

Девушка быстро сняла с себя домашнее платье и схватила то, что висело на кресле. Это было синее бархатное платье, поверх которого надевался короткий пиджачок-фигаро. Там же, в кресле, лежали приготовленные Дженнет украшения: жемчужное ожерелье и серьги. Зная о рассеянности Свонн, Дженнет положила украшения рядом с одеждой. Свонн улыбнулась. Дженнет всегда помнила обо всех мелочах. Девушка надела белые туфельки на каблуках, застегнула ожерелье и, постояв у зеркала несколько секунд, провела по губам нежно-розовой помадой.

— Я готова! — ответила она раздавшемуся в дверь стуку. Стучал Уллин, который уже сгорал от нетерпения сесть в машину и отправиться на долгожданный праздник. — Уже выхожу!

Удаляющиеся шаги сообщили о том, что отец прекрасно понял свою дочь. Уллин собирался подождать ее внизу, в холле, а возможно, и на улице, где у него был шанс хотя бы еще несколько минут подышать свежим воздухом эдинбургских предместий, прежде чем вдохнуть душный воздух столицы. Воздух Эдинбурга был не очень-то по вкусу старому Уллину, и потому Макферн предпочитал жить в своих владениях за городом. Он очень редко наведывался в столицу и гостей обычно собирал у себя. Однако сегодняшний случай был особенным — такое Уллин не пропустил бы никогда.

В этот день спокойная и тихая площадь Старого города пестрила множеством ярко одетых людей. Если бы на эту толпу можно было взглянуть сверху, с высоты птичьего полета, то она показалась бы огромным цветастым ковром, укрывающим площадь. При этом основными цветами этого ковра были красный и зеленый. И одним из его многочисленных «цветовых фрагментов» был не кто иной, как Уллин Макферн.

Собрание кланов в Эдинбурге было для него одним из самых важных праздников. Для того чтобы Уллин не приехал в Старый город, одевшись, как истинный шотландец, должно было случиться землетрясение или какое-нибудь другое ужасное стихийное бедствие.

На Уллине была классическая одежда шотландца-хайлэндера: килт, разумеется, килт, без которого не покажется на этом собрании ни один уважающий себя шотландец, темно-коричневая твидовая куртка, длинные чулки, плотно облегающие его толстые икры, и тэмешенте — шерстяная шляпа без полей с забавным помпоном. На толстом животе торчал спорран — кожаный кошелек, крепящийся к узкому ремешку. Под юбкой-килтом, сшитой из желто-зелено-красного узорчатого тартана, за правым чулком торчал нож, на рукоятке которого был выгравирован цветок чертополоха, украшенный топазом. Цвета тартана — желтый, зеленый, красный и тоненькие нити золотого — принадлежали еще предкам Уллина, тем самым горцам-хайлэндерам, от которых Уллин и Свонн унаследовали свой упрямый нрав.

Любуясь узором своего тартана, Уллин всегда вспоминал рассказ деда о том, как однажды некий клан позволил себе надеть цвета Макфернов. Что тогда было! Хайлэндеры очень трепетно относятся к тому, что кто-то надевает чужой цвет или заводит чужую мелодию на волынке. Клан Макфернов буквально встал на дыбы, когда узнал, что на их цвета осмелились посягнуть… В ход чуть было не пошли ножи (те самые, с цветком чертополоха), но дело, слава Богу, все же уладил Главный Герольд. Объявив поступок неосмотрительного клана «гаффе» — нарушением, он запретил членам этого клана в течение двух лет появляться на церемонии встречи в Эдинбурге.

  12