Особенно,... 
90 
Дорога в больницу казалась бесконечной, потому что с каждой минутой живот болел всё больше и я, как не старалась, не могла сдержать стонов. Сева испуганно что-то шептал и гладил меня то по животу, то по лицу, но его слов я не понимала, потому что боль уже была настолько сильной, и всё остальное, кроме неё казалось каким-то нереальным и далёким. "Я, наверное, умираю" — как-то отстранённо подумала я, но эта мысль меня не испугала, потому что в этот момент я поняла, что моя жизнь это ерунда.
Собрав последние силы в кулак, я прошептала:
— Ребёнка главное спаси… Обещай! — и провалилась в темноту…
Какой-то резкий запах заставил меня прийти в себя и я, застонав, повернула голову, пытаясь избавиться от его источника.
— Айрина Романовна, — раздался знакомый голос, но кому он принадлежит, я почему-то вспомнить не могла, поэтому открыла глаза и, увидев своего врача, испытала облегчение. — Вы рожаете, но кесарево уже поздно делать, потому что ваша малышка усиленно проситься на свет. Вы должны нам помочь, поэтому тужьтесь.
— Хорошо, — прошептала я, пытаясь хоть на пару секунд на чём-то сфокусировать взгляд, потому что перед глазами опять всё поплыло, и картинка стала нереальной. Сейчас мне мог помочь только один человек, и я тяжело дыша, спросила: — Где мой муж?
— Я здесь, солнышко, рядом, — раздался над ухом нежный голос Севы, и почувствовала, как меня взяли за руку и слегка её сжали. — Ты в больнице и осталась самая малость — чуть поднатужиться и наша кроха появиться на свет.
— Угу, — прошептала я, и мне стало чуть легче, но сосредоточиться на главном мешало непонятное головокружение, и почему-то я не могла вспомнить, что мне делать.
— Глубоко дыши и слушайся доктора, — произнёс Сева и стал громко дышать у меня над ухом.
В памяти тут же всплыли воспоминания о занятиях в школе будущих родителей, и я начала дышать в такт с ним.
Прислушиваясь к пыхтению Севы и просьбам врача, я старательно тужилась, и хотела только одного — чтобы мои мучения поскорее закончились, поэтому, когда раздался громкий детский крик, почувствовала, как на глазах появились слёзы. "Отмучилась" — пронеслось в голове, и я снова провалилась в темноту…
Глава 25
Какой-то непонятный писк навязчиво звучал в ушах и сильно раздражал. "Кто-то решил меня позлить и согнал в комнату комаров со всей округи? Сейчас я расскажу всё, что думаю об этой шутке и о шутнике лично" — подумала я и открыла глаза.
Комната была незнакомой и я удивлённо оглянулась, пытаясь понять, где я. Увидев сидящего в кресле возле кровати Севу и поняв, что я в больнице, тут же всё вспомнила. "О Боже, где моя кроха?".
— Сева! — позвала я, одновременно снимая с пальца какой-то датчик, и садясь в кровати.
Один из приборов тут же начал пищать непрерывно и Сева вскочив с кресла, метнулся к двери, но остановившись на полдороге и повернувшись, посмотрел на меня.
Я испугалась, когда он резко вскочил, и с открытым ртом смотрела на него.
— Рина! — с облегчением прошептал он и улыбнулся. — Наконец-то! — подойдя к кровати, он сел рядом и приложив свою ладошку к моей щеке, поцеловал меня, а потом спросил: — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — прислушавшись к своим ощущениям, и вспомнив ту боль, которую испытывала до этого, с удивлением ответила я. — На самом деле всё — хорошо. Бодро и ничего не болит.
Неожиданно он нахмурился и строго сказал:
— Если ещё хоть раз выкинешь такой фортель, я не знаю, что я с тобой сделаю! Та Алтайская порка будет казаться тебе нежными ласками! Поняла? Не смей больше так делать! Я чуть с ума не сошёл, пока ты тут двое суток лежала без сознания.
Дверь в палату открылась и вбежала медсестра, но увидев, что со мной всё хорошо, улыбнулась и, подойдя к пищащему прибору, отключила его, а потом вышла.
— Двое суток?! — изумлённо спросила я.
— Да!
— Где ребёнок? — я задала самый главный вопрос, потому что моё бессознательное состояние мало меня волновал. — С ней ведь всё хорошо? — и замерла в ожидании ответ.
— Хорошо! — Сева широко улыбнулся. — Пятьдесят два сантиметра, три килограмма двести двадцать граммов очень красивого, крикливого и требовательно счастья! — с гордостью закончил он.
— Честно? — с сердца упал камень, и я почувствовала, как на глаза навернулись слёзы.
— Честно! Доктор сказал, что рождённые на тридцать восьмой неделе уже считаются доношенными детьми, так что всё просто идеально. Да и наша кроха всеми возможными способами даёт всем понять, что с ней всё хорошо и чувствует она себя прелестно.
90 
