110 
Однако сил у Зингершульцо оставалось мало, а эффект неожиданности был утерян. Он еще смог откинуть в сторону обмякшее тело убитого врага, а вот подняться на ноги уже не успел: посыпавшиеся со всех сторон удары лишили гнома сознания.
Капля соленой, теплой жидкости упала на разбитый лоб гнома и медленно покатилась вниз, к переносице, раздражая кожу режущим зудом. Превозмогая боль в затылке и звенящий гул в голове, Пархавиэль приоткрыл глаза. Расплывчатое белое пятно, застилавшее взор, отдаленно напоминало гному лицо женщины. Он не разглядел, была ли склонившаяся над ним незнакомка молода и красива уродлива и стара, он испугался и тут же зажмурился. «Нет, только не это, только не сейчас!» – промелькнула в голове раненого мысль отчаяния. Руководствуясь собственным горьким опытом, Зингершульцо был твердо убежден: женщины являлись во снах не к добру. Последняя встреча с призрачными красавицами обернулась весьма неприятным знакомством с акхром, а в реальной жизни ей последовали арест и бесчисленная череда мучительных допросов. «Уж лучше пускай голова трещит, чем видения мучают!» – с надеждой взывал гном к духам снов, боясь новой порции уготовленных ему судьбой злоключений.
Звон в ушах стих, голова начала проясняться. К Пархавиэлю возвращались чувства: он уже слышал свист ветра, а кожа лица ощущала его слабое дуновение и ласковые прикосновения теплых женских рук, гладивших гнома по щекам и спутанной бороде. Через несколько мгновений Зингершульцо понял, что это не сон. Его израненная голова лежала на мягких коленях женщины, которая заботливо ухаживала за ним и пыталась привести в чувство.
Испустив вздох облегчения, принятый незнакомкой за стон, Пархавиэль снова открыл глаза и даже умудрился с первой попытки приподнять голову. Его одновременно терзали боль и смущение: резь в груди, шее и затылке перемешивались с неприятным осознанием своей беспомощности и слабости, которые у махаканских гномов было не принято выставлять напоказ перед женщинами.
– Слава тебе, о святой Конопий! Ты внял моим мольбам и не позволил погибнуть благородному воину! – громко заголосила женщина, как только Пархавиэль, шатаясь, поднялся на ноги.
«Странная она какая-то, больная, что ли? – подумал гном, обхватив обеими руками голову и крепко сжимая Раздираемые болью на части виски. – Спасли-то ее мы: я и еще какой-то там „благородный“, что и мне заодно загнуться не дал, а благодарит, дурочка, кого-то третьего, которого здесь вообще не было!»
Убедившись, что, прилагая некоторое усилие, может твердо стоять на ногах, а в глазах не так уж сильно и двоится, Пархавиэль огляделся по сторонам. Начинало светать. Солнце еще не взошло, но ночная мгла уже рассеялась. Он и сидевшая на коленях женщина находились в том же самом дворе, где произошло нападение. Однако ни трупа вампира, ни тел жертв не было. «Удивительно, – подумал гном, пытаясь найти логическое объяснение тому невероятному факту, что все еще жил, а на его теле не было ни одного укуса, только синяки, ссадины да разбитый о челюсть кровососа кулак, – почему твари не добили меня и оставили в живых женщину? Если их спугнули пришедшие на помощь жители, то почему мы все еще здесь и куда подевались трупы?»
У гнома было слишком много вопросов, а нити рассуждений путались между собой, обрывались или приводили в тупик новых вопросов. К счастью, странная женщина уже закончила воздавать хвалы неизвестному Пархавиэлю Конопию и обратила свой светлый лик к стоически державшемуся на ногах заступнику.
– Как чувствуешь себя, посланник Небес? – спросила женщина, с восхищением взирая на Пархавиэля чарующей синевой больших, немного раскосых глаз.
Зингершульцо огляделся и, только окончательно убедившись, что в дворике больше никого не было, решился ответить:
– Меня никто не посылал, женщина, я сам послался!
– Это не так, – прошептала незнакомка, загадочно улыбаясь. – Когда на нас с сестрами напали богомерзкие твари, я молила святого Конопия. Он послал мне спасителя… ТЕБЯ!
– Вот как, – пролепетал Пархавиэль, смущенно потупив взор.
Гном понял, что случай свел его со служителем церкви, и не знал, как себя вести. С одной стороны, он боялся обидеть симпатичную молодую девушку, решившую посвятить свою жизнь служению Высшим Силам, но, с другой стороны, не мог согласиться, что его иногда импульсивными, а порой просто опрометчивыми поступками руководил какой-то там Конопий.
110 
