Особенно,... 
32 
Сколько ни силился моррон, а ему так и не удалось определить, что же было общего у нищих, горожан, наемников, солдат, родовитых и не очень господ, выбравших для ужина именно это заведение. Впрочем, возможно, Штелер и нашел бы ответ, да только он не мог полностью сконцентрироваться на этом парадоксе. Кроме поглощения аппетитного, горячего рагу, ему еще мешало наблюдение за вампиром, из-за которого он, собственно, и оказался в этой, как ни странно, вполне пристойной дыре.
Только переступив порог, невзрачный с виду путник тут же присоединился к компании, разместившейся за длинным столом возле входа на кухню. Наблюдательная позиция моррона находилась хоть и далеко от умело совмещавшего трапезу и важный разговор люда, но зато Штелер мог, совершенно не привлекая внимания, следить не только за «наемником», но и за его собеседниками. Вообще-то компания была странной даже для этого необычного заведения. Десять человек склонились над столом и о чем-то шептались. Среди них было как минимум три наемника. Род занятий еще двоих было сложно определить: то ли успешные воры-домушники, то ли удачно помародерствовавшие наемники, то ли обычные разбойники, которым улыбнулась удача разжиться приличным барахлом. С краю стола, плотно прижавшись плечами друг к дружке, сидели две дамы, возможно, даже из уважаемых денборгских семей. Посередине стола развалился брюхатый толстяк, судя по манерам, раскатистым движениям рук и громогласному басу, довольно богатый купец. Добавляли абсурдного колорита несовместимой компании еще два ее члена: худой старикашка-нищий с костлявыми, грязными ручонками и доходившей до пояса седой, свалявшейся бородой, и невысокий, статный мужчина в красно-синем мундире одного из вновь прибывших полков.
Хотя слов разговора и не было слышно, но только полный дурак, каким Штелер ни в коей мере не являлся, не догадался бы, что компания обсуждает какой-то план. Почти все ее члены, за исключением неподвижно застывших дам, активно пользовались пустой посудой, остатками еды и имеющимися под руками приборами, чтобы воссоздать на липком, засиженном мухами столе карту известной только им местности. Иногда возникали споры, до драк не доходившие, но обильно сопровождаемые тычками несогласного оппонента кулаком в бок и звонкими затрещинами. Дряхлый старичок, который, наверное, и ноги-то с трудом волочил, вел себя особенно активно. Он упорно размещал объеденный стебель зеленого лука между хлебной горбушкой и своей миской и выдавал по звучному щелбану каждому, кто пытался передвинуть не раз побывавший во рту объедок немного в сторону. Незнакомец с цепью на руке явно был вожаком необычной компании, он много говорил, но не принимал участия в бурных спорах. Любые дебаты мгновенно затихали, как только мужчина открывал рот и произносил всего несколько тихих и наверняка веских фраз.
Наблюдать за сборищем было интересно, но совершенно ничего не давало. Моррон так и не мог ответить на два самых важных для него вопроса: «Вампир ли незнакомец?» и «Связан ли этот разношерстный сброд с загадочными и могущественными симбиотами?» Возможно, за их столом дозревал заговор, который вскоре повлияет на судьбу мира, а может быть, компания просто обсуждала какую-нибудь мелочь, например: как выкопать дедушкин клад, не привлекая внимания остальных родственничков, или как лучше напасть на караван богатого купца?
Время шло, полночь уже миновала, Штелер уничтожил свой ужин и смаковал десерт, а компания все не расходилась, видимо, решив остаться в трактире до утра. Такое положение дел не устраивало моррона. Он устал, он страшно хотел спать, и его не смогли растормошить даже безумствующие на сцене комедианты. Замотавшийся и полностью истощивший за день силы полковник медленно засыпал, его отяжелевшие веки неуклонно двигались вниз, но все изменилось, когда на жалком подобии сцены появилась ОНА…
Она не вышла, а ворвалась на сцену, обрушилась на зал бурной лавиной страстного до безумства танца. Прекрасная женщина, под стать богине, обворожительная танцовщица тридцати – тридцати пяти лет мгновенно пленила всех и каждого, зачаровала, околдовала и заставила замолчать. Ее длинные, белые прямые волосы жили собственной жизнью, гармонично дополняя и усиливая эффект ритмичных движений стройного, гибкого тела, красоте и правильности форм которого позавидовала бы любая женщина. Свободное, полупрозрачное и нарочито простое красно-черное платье так удачно сочеталось с белизной ее кожи и волос, что каждый мужчина, сидевший в зале, позабыл о всех делах и завороженно взирал на ежесекундно меняющийся в ритме сумасшедшего быстрого танца калейдоскоп всего из трех цветов.
32 
