Особенно,... 
43 
– По описаниям этого бомжа, – продолжил Дмитрич, – у мужчины нет особых примет, кроме того, что он выше среднего роста и плотного телосложения, по ним не найдешь убийцу. А вот зажигалка представляет интерес. Посмотри внимательно, что скажешь?
– О зажигалке? – вышел из задумчивости Никита, раскрыл ладонь, опустил уголки губ вниз. – Старая рухлядь…
– Не просто старая, а очень старая. Трофейная.
– Трофейная? В смысле?
– Такие зажигалки привозили с войны. Да-да, с Отечественной. Забирали у трупов или получали в подарок от американцев. В те времена они были высшим шиком, пользовались популярностью у воров.
– Откуда вы знаете?
– Моему отцу досталась подобная зажигалка от дядьки, который воевал. А теперь взгляни на надпись.
Никита повертел ее, чтоб свет попал на гравировку, которая порядком стерлась, прочел вслух:
– «ОСЯ, помни деда. 1975 год». Хм, Ося выгравировано заглавными буквами и отдельно, остальное написано ниже и маленькими буквами. Ося это…
– Уменьшительное от Осипа, – сказал Эдуард Дмитриевич. – Теперь считаем: убийце Валерки – по показаниям бомжа, максимум тридцать семь – тридцать восемь лет, вряд ли ему подарили зажигалку в пятилетнем возрасте, так? Можно предположить, что подарок был сделан отцу убийцы, которого звали Осип. Но, учитывая, что он явно ею дорожил…
– Без сомнения, – вставил Никита. – Пользоваться таким старьем человеку, разъезжающему на «зарубежной» марке, которая «крутая и аж блестит», как-то не с руки. Следовательно, зажигалка семейная реликвия.
– Совершенно верно. Значит, дед мог, к примеру, перед смертью сделать гравировку и отдать матери или отцу Оси, чтоб те потом торжественно вручили внуку. Раньше люди относились иначе к памятным вещам, которые представляли для них истинную ценность. И передавали по наследству самую дорогую вещь самому дорогому человеку.
– Итак, – начал подводить итог Никита, – нам нужен человек по имени Осип или имеющий отчество Осипович. М-м-м… – протянул он, безнадежно качая головой. – Адова работа, если начать его поиски.
– Осип имя не распространенное, как и отчество Осипович, – возразил Эдуард Дмитриевич.
– А «зарубежные» автомобили черного цвета Осиповичи и Осипы имеют еще меньше, – со скепсисом произнес Никита, не веря в успех. – Кстати, мою машину исследовал мужчина выше среднего роста, но далеко не плотного телосложения. Я к чему говорю – не факт, что черный автомобиль принадлежит Осипу.
– Но это доказывает: их как минимум двое.
– А если по телевидению дать объявление, мол, я нашел зажигалку с дарственной надписью, верну за вознаграждение?
– А если он курил в машине, когда ехал на дикий пляж?..
– Догадается, где ее потерял, это будет хуже для нас, потому что он затаится, а то и смоется, – закончил мысль Никита. – Остается искать Осипов и Осиповичей, что равносильно перетрясти стог сена в поисках иглы.
– Но все же кое-что уже есть. Бывает хуже.
Эдуард Дмитриевич оптимист, чего, оказывается, нельзя сказать о Никите, который, разглядывая зажигалку, вздохнул:
– Вот именно: кое-что. Ждем результатов, может, повезет.
– Ты хочешь еще что-то мне сказать? – поинтересовался Эдуард Дмитриевич, заметив, как Никита смотрел на него: с прицелом, словно у него есть в запасе нечто важное.
Эдуард Дмитриевич угадал, Никита хотел рассказать о копии Лолы, которую встретил у кафе, да раздумывал, говорить или повременить. Наконец решил, что не помешает еще раз убедиться, чтоб не попасть впросак, поэтому произнес:
– Нет-нет, ничего. Просто задумался.
В ожидании есть свое преимущество – благодаря паузе накапливаются силы и обновляются мысли. Даже полезно сделать перерыв в работе, абстрагироваться от текущих проблем, заняться необходимым физическим трудом. Остаток дня этим самым трудом, от которого, правда, Никиту тошнило, он и занялся уборкой квартиры. После нашествия некогда было разложить все по местам, да и не тянуло в разгромленное жилище. Провозился до вечера, когда заканчивал, напомнила о себе Алиса, он, как всегда, забыл о ней:
– Ты придешь сегодня?
М-да… Ей там одиноко, тоскливо, безрадостно, она в нем нуждается, она, а не он. Лиса и потом будет нуждаться, ведь он приручил ее, но для него она лишь эпизод – в этом весь драматизм.
– Почему ты молчишь? – спросила она.
– Подсчитываю, когда точно освобожусь. Знаешь что? Давай-ка двигай туда же, в «Киви». Я недалеко, подъеду.
43 
