Особенно,... 
30 
– Можно у артиллеристов на время позаимствовать, тяговые только у них имеются… – не поднимая головы от листов черновика, предложил полковник.
– Пусть так, – согласился майор. – Егерским ротам, тем самым, что я при каждом полку создать приказал, пошить новую форму. Воевать-то в лесу они как раз сейчас учатся, но уж больно в мундирах среди деревьев приметны…
– Вот это вот вряд ли получится, – замотал головой Штелер. – Во всей колонии столько сукна нужного цвета не сыскать, а если и найдем тряпки, то портным не поспеть…
– М-да… – пальцы майора поочередно забарабанили по краю стола, – тогда пусть плащи зелено-коричневые шьют. Халтура, конечно, но за неимением лучшего…
Раздосадованный крушением великого замысла из-за элементарной нехватки сукна, майор продиктовал еще около десятка приказаний, относящихся как к подготовке войск, так и к их скрытному передвижению на рубежи близ южной границы. Полковник исписал мелким почерком четыре листа, изрядно вспотел и перепачкал все ладони в чернилах. Когда Анри Шриттвиннер закончил наставления и с чувством исполненного долга удалился в приготовленные для него покои, на дворе была уже поздняя ночь. Комендант ужасно хотел спать, но ему еще оставалось завершить работу – облечь хаотичные записи в форму изысканного письма и не позднее, чем в третий раз закукарекают петухи, отправить послание с курьером в Денборг. Только в этом случае генерал-губернатор успел бы прочесть его до полудня и своевременно отдать надлежащие указания.
Полковник приказал принести вина и, дважды протяжно зевнув, собрался продолжить работу. Но стоило лишь Штелеру взять первый гербовый лист и аккуратно вывести наверху: «Его Сиятельству, господину генерал-губернатору…», как дверь кабинета открылась, и на пороге появился капитан Конбер, дежурный офицер этой ночью.
– Господин комендант, к вам прибыл посыльный из Торгового Банка Денборга, – известил капитан, едва удерживаясь от зевоты. – Говорит, дело срочное, говорит, вы…
– Плевать, гони мерзавца в шею!
Штелеру было сейчас не до жалоб на мелких гердосских торговцев, почему-то считавших проживание в другом городе уважительной причиной для невыплат по кредиту банку из столицы колонии. Раз пять, а то и шесть в месяц к нему приезжали порученцы из Денборга и просили содействия. Он всегда шел просителям навстречу и помогал покарать должников, однако в последние дни полковнику пришлось без остатка отдать свои силы и время делам государственной важности.
– Прошу прощения, господин комендант, но служащий утверждает, что на этот раз задолжали именно вы, – произнес капитан, на всякий случай стоя ближе к двери. Несмотря на тучность, полковник порою был горяч и в сердцах мог запустить тяжелым предметом.
– Что-о-о?! – На лице полковника появилось искреннее удивление, правда, тут же сменившееся не менее искренней яростью. – Да как он посмел?! Скотина… Какой еще, к чертям собачьим, долг?! Кто задолжал, когда, кому?! Ну-ка приведи ко мне этого обезумевшего да ребятам своим прикажи пеньку готовить! Вздерну мерзавца, прям на воротах вздерну, чтобы ни одному проходимцу повадно не было мое имя позорить!
Последние слова полковнику пришлось выкрикивать уже вслед. Капитан поспешно удалился, но через пять минут снова появился на пороге, ведя за собой невысокого, статного мужчину средних лет, одетого в костюм не очень богатого, но и не бедствующего горожанина.
– Вот он, господин комендант, – дежурный капитан грубо втолкнул посыльного в кабинет и застыл на пороге в ожидании указаний.
– Ступайте, Конбер, – произнес комендант, чье лицо из пунцового за долю секунды превратилось в матово-белое.
Ночной гость был прекрасно знаком коменданту, правда, ни к Торговому Банку Денборга, ни к любому другому банку он не имел никакого отношения. Это был небогатый дворянин Анвис Борер, не состоящий на службе ни в армии, ни в одном из учреждений колонии, но время от времени выполнявший для генерал-губернатора поручения довольно деликатного характера.
Штелер почувствовал дрожь в коленях, но тут же приложил массу усилий, чтобы побороть иррациональный страх, одолевавший его каждый раз, когда поблизости появлялся этот человек. Анвис не был ни красавцам, ни уродом, у него было неприметное лицо, с каким легко удастся затеряться в толпе. Он вел себя всегда сдержанно и даже говорил, казалось, на одной интонации. На его лбу редко проступали морщины, глаза всегда смотрели на собеседника, а тонкие губы никогда не складывались в улыбку. Больше о слуге графа полковник ничего сказать не мог. Их пути никогда не пересекались, и в глубине души коменданта гердосского гарнизона весьма радовало это обстоятельство.
30 
