Особенно,... 
126 
Для того чтобы окончательно убедиться в своем предположении, Патриун решился на отчаянный шаг – он бросил на пол оружие и застыл, демонстративно скрестив руки на груди. Как и ожидалось, ни один из рыцарей на него не напал, все до единого накинулись на маркиза.
– Ты что, рехнулся?! – выкрикнул вельможа, едва справлявшийся с заметно усилившимся натиском.
– Брось железяку! – приказал Патриун, а сам тем временем принялся внимательно осматривать прикрытый пеленой полумрака потолок зала.
Хоть Вуянэ и не понял, что происходит, но послушался. Его окровавленный меч и кинжал звякнули, упав на каменный пол. Рыцари тут же вложили в ножны мечи, подобрали раненых и, грязно ругаясь по-альтрусски, направились к проходам в стене. Им не понравился исход боя, но тем не менее никто не осмелился напасть на безоружных. Даже поджавшая побелевшие губки Онветта сдержала вулкан бушевавших в ее девичьей груди страстей и направилась к выходу, лишь показав напоследок обоим мужчинам жест, означавший, что она непременно найдет их и прирежет.
– Что это было? Почему?.. – осмелился выказать удивление маркиз, когда проходы в стенах закрылись и они остались в подземной зале одни.
– Это была проверка, испытание, а заодно и веселая потеха, – ответил дракон уклончиво, непонятно для товарища по оружию, поэтому тут же решил внести ясность: – Наверное, ты знаешь, что у некоторых воинственных народов существует обычай с детства приучать детишек к виду крови и к человеческим страданиям. Четырехлетние карапузы упражняются с луком в стрельбе по привязанным к деревьям пленным; двенадцатилетние юнцы закаляют характер, убивая мечом рабов, а когда наступает пора становиться взрослым, превратиться в мужчину, им устраивают испытание: они бьются насмерть с вооруженным врагом. Так вот, наши противники, не настоящие симбиоты, не воины, а молодняк, проходящий проверку для приема в братство Лотара. Не знаю, почему к ним присоединилась твоя Онветта… Возможно, девица опять нашкодила и проходит традиционный ритуал прощения.
– И что теперь будет? Нас что, отпустят? – пытался осмыслить сказанное моррон, несмотря на богатый жизненный опыт, до сего дня не знавший, кто такой симбиот.
– На это не стоит рассчитывать! – покачал головою Патриун, подобравший абордажную саблю. – Вне зависимости от исхода испытания, всех рабов убивали, а нам… нам предстоит встреча с настоящим противником, только вряд ли он позволит ударить себя мечом.
– Конечно, не отпущу и, естественно, не позволю, – произнес приятный мужской голос, донесшийся откуда-то из-под потолка. – Я столько сил потратил, чтобы вы, господа, оказались сегодня здесь, что о помиловании не может быть и речи. Но разве грешно немного поиграть с мышкой перед тем, как ее съесть? А, преподобный отец Патриун из Миерна, как вы считаете?
* * *
– Выходит, они тебя подкараулили? – произнес Анри, когда Гентар закончил рассказ о своих злоключениях.
– Нет, ты так ничего и не понял, – покачал головой маг, козлиная бородка которого до сих пор стояла дыбом. – Они меня не подкараулили, не нашли! Эти слова подразумевают элемент случайности, а эти мерзавцы были уверены, знали, что я нахожусь в подворотне. Они специально натравили на меня святошу, чтобы выследить, чтобы ослабить…
Присутствие полковника ничуть не смущало мага, он говорил открыто и называл вещи своими именами. В отличие от Мартина Анри недовольно морщился, его план по сохранению жизни Штелеру трещал по швам. Комендант гердосского гарнизона слишком много узнал и об их неудавшихся планах, и о морронах. Правда, по изумленному виду полковника, нервно теребящего лацканы мундира, нельзя было сказать, что он пребывает в здравом рассудке. Мозг службиста был перегружен информацией, которую еще не мог переварить, и, как следствие, наступил ступор, состояние, очень напоминавшее шок.
– Как же ты им дался, ты же моррон да еще «зов» слышишь? – спросил Анри, уже не смущаясь присутствием Штелера.
– Это ты у нас громила-вояка, а я существо хрупкое, я ученый, а не костолом, более десятерых за раз убить не могу! – прозвучало в ответ оправдание, правда, прозвучало весьма неубедительно. – Но дело совсем не в том, моя утонченная натура уж как-нибудь переживет грубость солдафонского обращения, – заявил маг, а затем уточнил: – Хотя это совсем не значит, что я простил обидчиков, прыщавый щенок в эполетах от меня еще получит. Я его найду и заставлю сожрать собственный мундир, а хлыст его паршивый, которым он меня всю дорогу стегал, я у него в таком месте размещу!..
126 
