Из всех возможных вариантов действий Терена выбрала единственно верный: ждать возвращения Вебалса, коротая тянувшееся время в тщетных попытках привести дом в порядок. Однако уборка не продлилась долее получаса. Снаружи стал доноситься шум: крики, вопли, цокот конских копыт и топот множества деревянных башмаков, вдруг дружно забарабанивших по булыжникам мостовой. Всего одного взгляда на улицу было достаточно, чтобы окончательно и бесповоротно убедиться, что в тихий город Дукабес пожаловал карательный отряд «Небесного Братства». Дольше ждать возвращения Вебалса было бессмысленно, более того, в доме стало опасно находиться. Мозг женщины быстро сопоставил факты и пришел к неутешительному выводу, что налетчики были переодетыми храмовниками. Родной кров мог в любой миг превратиться в одно из самых опаснейших мест в городе, ведь ненавистного Озета рыцари стали бы искать прежде всего у нее, а значит, и самой вдовушке, даже будь она обычной женщиной, не миновать было настоящих пыток и лютой смерти на колу или костре.
– Про зверства Ордена можешь опустить, – снисходительно разрешил Озет, вставая с плаща и разминая затекшие ноги.
– Ты лучше про то, как тебе из города улизнуть удалось, расскажи, – подхватил эстафету бестактного прерывания Палион, необычайно злой в это холодное утро.
Насмешки Вебалса это пустяк, к ним чужак в этом мире уже успел привыкнуть, а вот холод и сырость, царившие в окрестностях, напоминали Лачеку о весьма недостающих ему прелестях «небесного мира»: о крепком кофе, обжигающем рот и согревающем внутренности лучше теплого пледа; об огромной сигаре между зубов, от дыма которой по телу разливалась приятная нега, а лица окружающих наполнялись тоскою по свежему воздуху. Прежняя жизнь надолго ушла, возможно, насовсем. Разум разведчика понимал бесплодность и даже вредность пустых мечтаний, но предательница-память поднимала из глубин целый ряд приятных воспоминаний, как будто насмехаясь над хозяином и заставляя его признаться себе самому, какой он неудачник и неисправимый дурак.
– Давай, Теренушка, не тяни, а то у твоего дружка, вишь, как рожа искривилась, – опять сел на своего любимого конька Озет, не пропускающий ни одного подходящего случая, чтобы немного поиздеваться над компаньоном.
Палион раздражал его тем, что хоть и пребывал на Шатуре уже долее двух недель, но до сих пор цеплялся за глупые предрассудки и стереотипы, подавляя и загоняя в дальний угол сознания свои естественные и вполне уместные желания. Главное, чего так и не удалось понять колдуну, зачем разведчик шел на никому не нужные жертвы и неустанно мучил самого себя.
– А дальше-то и рассказывать нечего, – поразила Терена мужчин своим абсурдным, не укладывающимся в узкие рамки логики откровением. – Выбралась из города, потом в лес пошла да вас нашла.
– Вот так вот просто нашла… как грибы! – вдруг прокричал не на шутку разозлившийся Озет и со всей силы ударил кулаком по полу.
Хоть и толстая, но наполовину прогнившая доска не выдержала яростного напора мощного кулака и треснула пополам, отчего в полу образовалась огромная дыра, через которую внутрь сарая тут же хлынула отвратительно пахнущая, мутно-зеленая жижа. Повскакав с мест, Палион с Тереной дружно схватили дорожные плащи. Путники не могли позволить, чтобы промокла их единственная сухая одежда, дающая им шанс на спасение. Путь до ближайшей придорожной корчмы, где можно было поесть и согреться, был не близким, до ближайшей деревни – и того дольше. Однако вошедший в раж бузотер не замечал учиненного им беспорядка: продолжал сидеть на полу в бурлящих потоках прорывающихся сквозь доски вод и что есть мочи орал, выражая в экспрессивной форме свое недоверие словам добродушной толстушки.
– Нет, ты только подумай, Палач, у красавицы нашей все так замечательно, легко и просто! Это мы с тобой дураки, столько из Дукабеса выбирались да по болотам плутали! Она же просто подошла к городским воротам и попросила стражу их открыть! А подземелье в лесу как нашла, по звездам или по мху! – неистовствовал взбешенный колдун, брызгая слюной и продолжая ломать находящиеся под полуметровым слоем болотной воды доски.
Вебалс успокоился так же внезапно, как и начал этот бессмысленный, приведший лишь к маленькому наводнению концерт. Его рука наконец-то перестала стучать по полу, от которого к тому времени уже почти ничего не осталось, а глаза удивленно уставились на доходившую уже до его груди воду. Резонно рассудив, что воспаление легких может доставить ему массу неудобств, а сбежавшие из сарая компаньоны его все равно не слышат, представитель древнейшего на Шатуре рода быстро поднялся и пустился в погоню за неуважительно оставившими его в одиночестве собеседниками.