– Маргарита Аристарховна, скоро публика разгневается на вас.
– За что? – встрепенулась она.
– Вы слишком явно, я бы сказал, даже подозрительно разглядываете здешних господ, а они этого не любят.
– У меня, как всегда, на лице написано много лишнего, – вздохнула она. – А знаете, Александр Иванович, поедемте отсюда. Но сначала я хочу кое-что услышать от месье Медьери.
Марго стремительно пересекла гостиную, отозвала венгра в сторону и задала очень важный вопрос:
– Кому еще вы рассказывали эту страшную историю?
Шура сморщила нос, зажала верхними зубами нижнюю губу и, не моргая, следила за ступеньками, издававшими стоны. Немудрено, по ним поднималась Хавронья Архиповна! Как поставит ногу на следующую ступеньку, так та стонет да трещит, казалось, вот-вот переломится, а там и вся лесенка провалится. Хавронью не жалко, она вон какая мягкая, а ступеньки старые, на честном слове держатся.
Аграфена Архиповна благополучно поднялась, отдышалась и вошла в дом к Шабановым, на иконы перекрестилась, поклонилась, насколько могла низко – живот мешал Господу поклоны бить, а ведь без этого нельзя.
Маменька Иллариона сложила губки бантиком, недоумевая, что понадобилось Сережкиной мамаше? Впрочем, раз пришла, сама скажет, и она вымолвила как радушная хозяйка:
– Милости просим, Аграфена Архиповна. Чайку испить уважите?
– Не откажусь, – усевшись на стул, ответила та, тем временем Шура аж за сердце схватилась, потому как стул, бедный, едва не рассыпался.
– Шура, чаю! У нас варенье отменное, с прошлого года осталось… вишневое… и земляничное.
А сама представляла собой один большущий вопрос: чего от нас вам надо-то? Итак, самовар запыхтел, чай задымился в блюдцах, баранки захрустели на зубах, ложечки опустились в розетки с вареньем…
– По делу я к тебе, Дора Климовна. – Сережкина мамаша рот открыла, а маменька Иллариона замерла, не донеся ложечку с вареньем до рта. – Мой-то Сережка чудит, а я не возьму в толк, куда это он чудит.
– А… – протянула хозяйка с пониманием. – А чего ж такого он делает?
– В купеческую гильдию поступил, – пожаловалась мамаша Сергея. – Вот чепец мне купил, сказал, на ночь надевать. И кто ж таковскую красоту на ночь надевает? Я так ношу.
– Дорого небось? – оценила Шура.
– Ой, дорого. Ой, тратит он много. Дом строить задумал. Баржу купить хочет. И коляску приобрел. С лошадью!
Дора Климовна то ли от зависти чуть не подавилась, то ли по другой причине столбняк с ней случился, только застыла она, как морозом прихваченная. Вместо нее Шура встряла:
– Хо! Это ж хорошо! Стало быть, богатство плывет к Сережке.
– Да ничего хорошего, – отрезала Хавронья. – Пошлины плати! Вот так даром отдай деньжищи-то! И на что нам гнаться за богатыми? А намедни, вчерась то есть, привез Сережка в дом дивчину! Ночью. Говорит, поживет у нас.
– А что за дивчина? – осведомилась Шура. – Откудова?
– Да не знаю, – ударила себя в огромную грудь Аграфена. – Как это – поживет у нас, на каком таком основании? А до сего дня где жила? Капку в услужение к ней приставил! Она что, барыня? Я вот что хотела спросить, Дора Климовна, твой Илларион с Сережкой моим вроде как дружен, ничего он про сына мово тебе не сказывал?
– Нет-с, – ответила та, запивая чаем чужое богатство, ставшее поперек горла. Ну и как водится, своими неприятностями поделилась, чтоб не думала Хавронья, будто страдания только у них одних: – У самой беда на носу. Лариосик жениться надумал. Куда ему, а? И попробуй возрази! Может, ты, Аграфена Архиповна, слыхала, на ком?
– Не говорил Сережка… А вдруг и мой на этой… Ой, смотреть-то не на что, тоща как моща. В чужой дом пришла без всего! Заглянула тайком я в комнату, а она сидит и плачет. Да как девица к неженатому в дом согласилась приехать? Как не совестно-то, а? Ох-хо-хо, душа болит.
Так и поговорили, ни до чего не договорившись, пожаловались на сыновей – все легче. Сережкина мамаша ушла – к счастью, ступеньки остались целыми, – а Шура принялась убирать со стола, ворча:
– Ты поглянь, Хавронья Архиповна всю заварку выхлебала… И баранки сгрызла. Куды в нее лезет-то? Чуть лестницу не проломила. А я ведь Лариосика просила плотника позвать! Теперича опосля Хавроньи Архиповны боязно ступать на лестницу.
– Ой-ой-ой… – качала Дора головой, приложив к щеке ладонь. – Мой Илларион столько трудится, а деньги к Сережке плывут. На что им столько-то? А как взаправду женится Илларион?