Особенно,... 
57 
– Ну, хорошо, – кивнул Аламез, которому в голову вдруг пришла здравая и неимоверно простая мысль, как легко убедить солдат, что они борются за правое дело, а не прислуживают темным силам. – Хотите доказательства моей веры и святости моих помыслов? Извольте, вы их получите!
– Апостол к нам явится иль святой? – презрительно хмыкнул из-за спины моррона Герхарт.
– Нет, все проще, все куда проще… – покачал головой рыцарь, надевая кольчугу. – Вы хотели, чтоб я ушел, я и уйду! Ведь так?
– Ну, так, – одновременно произнесли сержант и еще с полдюжины бойцов.
– Я ухожу, – продолжил Дарк, облачаясь в доспехи шеварийского конвоира. – К ночи вернусь и представлю вам, олухи, доказательства своей невиновности, в которых вы не сможете усомниться.
– А если не представишь? – спросил сержант.
– Тогда не вернусь, – без запинки ответил моррон, подхватив на ходу меч и направляясь к выходу. – И не тревожьтесь! Сомнения ваши мне понятны, и я вас прощаю! Даю слово: после того как докажу свою невиновность, никому башку дурную за оскорбление моей чести не снесу!
Задумка Аламеза была проста: раз Мартин Гентар подвел его со своими фокусами под обвинение в колдовстве, то ему теперь эту кашу расхлебывать. Дарк не сомневался, хитрец-некромант легко развеет страхи до этого момента верных солдат и найдет эффективный способ доказать, что их дело правое, то есть во славу Геркании и на пользу Небесам.
В принципе, ничего трагичного утром не произошло. Разговор был, конечно, далеко не из приятных, но рано иль поздно подозрения в колдовстве должны были оскорбить слух Дитриха фон Херцштайна. Сама же отлучка была Аламезу лишь на руку, ведь в полдень на Соборной площади должна была состояться его встреча с другими морронами. Желание солдат, чтобы командир ушел, лишь облегчило ему задачу и избавило от необходимости искать благовидный предлог. Тревожило Дарка лишь одно – бегство фон Кервица. Оно было непонятно: то ли полномочный агент герканской разведки всерьез обеспокоился бессмертием своей души и решил покинуть компанию заклейменного нечестивцем Дарка, то ли рыцарь знал куда больше, чем моррон изначально полагал, и решил начать в Удбише собственную игру. Какое из предположений ни являлось бы верным, но оно определенно было не на пользу Дитриху фон Херцштайну, только начавшему укреплять свое положение в обществе.
* * *
Права поговорка: «Баба с возу, кобыле легче!» Когда у Дарка пропала нужда заботиться о целом отряде, он сразу почувствовал себя преисполненным сил жеребцом, готовым проскакать сколько угодно миль под седлом или без седока. Находиться одному среди врагов моррону было куда привычней, чем тащить за собой целый отряд хоть и неплохих вояк, но уж слишком богобоязненных. К сожалению, ему придется вскоре вернуться в отряд и завоевать потерянное доверие солдат, ведь без их помощи он вряд ли сумеет добиться намеченной цели. Однако об этом Дарк пока не думал; он наслаждался моментом одиночества с таким же удовольствием, с каким толстощекий чревоугодник жадно пожирает вкуснейшее блюдо, давненько не попадавшее ему на стол.
Выйдя за ржавую ограду напоминавшего зловонное болото кладбища, Аламез первым делом избавился от одежды. Давненько не мытый и поэтому дурно попахивающий одиночка-конвоир, разгуливающий среди бела дня по улицам столицы, мгновенно привлек бы к себе внимание стражи. Отмываться же от запаха пота и накопленных им под одеждой за три недели лесной жизни слоев грязи Дарку крайне не хотелось. В Удбише полно вампиров, причем старейшие из них могли прогуливаться по улицам и днем. Чистюля-моррон мгновенно привлек бы внимание кровососов, а он пока хотел немного побыть инкогнито. Неприятные как человеческому, так и вампирскому обонянию запахи надежным щитом укрывали его от бед, и избавляться от них означало верное самоубийство. Нужно было действовать наоборот, то есть привести внешний вид в соответствие с отталкивающими окружающих запахами: со зловониями, которые обычно источают оборванцы-нищие, спившиеся бедолаги да горемыки-бродяги. Проще всего было прикинуться нищим: нацепил на голое тело хламиду, и все; но моррону показалось выгодней вжиться в образ скитальца-бродяги, даже в солнечную погоду не расстающегося с потертой шляпой и штопаным-перештопаным плащом. В одеянии бедствующего странника он смог бы не только спрятать лицо, натянув шляпу на самые брови, но и повсюду ходить с мечом, надежно скрыв его под складками рваной одежды.
57 
