74 
Лина уехала, и теперь что-то изменилось. Воспоминания все чаще мучили Лазаря. К нему стали приходить те, кого он убил, – доктор с раной на горле, девушка, сжимающая руками окровавленную комбинацию, мужчина… Лазарь не видел его лица, поэтому мужчина из автомобиля, которому перегородила дорогу лежащая Лина, появлялся без лица. Вместо лица – пустой овал. Воздух наполнялся голосами и звуками. Но когда слышал: «Аня, ты?» – Лазарь оглядывался, ища брата, и не находил. Вот и сегодня раздался тот же вопрос, давивший на мозг:
– Аня, ты?
– Это я, – сказал Лазарь, зная, что встречи не избежать.
Вдруг абажур настольной лампы трансформировался в старшего брата, а остальные пришельцы растворились. Вновь обида сжала горло Лазаря. Прошлое это или настоящее?
– Ну, здравствуй, брат, – произнес он, припоминая, что это уже было, было! Только не брат, а Лазарь пришел к нему в дом, потому что Лина в дачном домике заболела, еда закончилась, нужны были деньги.
– Ты?!! – удивился брат, как тогда. – Ты же сгорел!
– А ты обрадовался? – горько усмехнулся Лазарь.
– Зачем так говоришь? Ты несправедлив.
Да, это уже было. Но почему-то повторялось. Возможно, повторялось потому, что Лазарь не мог простить психушки, давно раскусив тайный замысел. Брата не устраивал дележ имущества после смерти родителей. У него семья, а тут еще один претендент на половину дома свалился невесть откуда, а был без вести пропавший. И сдал брат брата в дурдом, дескать, оформлю опекунство, и ты у меня в застенке сгниешь. Нет, прямо так не говорил, наоборот, проявлял заботу, фальшивую заботу.
– Где домочадцы? – поинтересовался Лазарь, как тогда.
– Так рано еще, – разволновался брат, мял руки, почесывал грудь. Он был много старше, полноватый, рано поседевший. А еще он хозяйственный – так говорили о нем соседи, да и жена была довольна. – Аня скоро приведет детей… Ты садись.
– У меня нет времени. Нужны деньги.
– Деньги? Хорошо. Я дам, но немного…
Брат поднял скатерть, покрывавшую тумбочку, где стоял телевизор, тоже прикрытый узорчатой тканью. Отсчитав деньги, протянул несколько бумажек:
– Вот, сколько могу… это половина всего, что есть.
– Мало, – разочаровался Лазарь, но деньги взял.
– Ты… – мялся брат, – человека убил… в больнице…
– И не одного, – без хвастовства сказал Лазарь. Мысль, что пришлось убить невиновных людей, угнетала, но ведь выхода не было. Скорее главный виновник брат, он и должен был оправдываться, а не делал этого. Тогда Лазарь снова высказал ему то, что точило: – Когда тебя держат в клетке, как зверя, приходят полюбоваться на злость, вызванную бессилием, экспериментируют над тобой и записывают наблюдения в тетрадку, не видя в тебе человека, знаешь, что чувствуешь? Они всегда были там, за каменной границей, где текла жизнь с радостями и неудачами. Они ссорились, мирились, ели, спали, занимались сексом, когда хотели. Они жили, как и ты. А я подыхал в клетке, где мне было отказано во всем. Меня наказывали, связывали, кололи, я был зверьком, подопытной крысой…
– Тебе хотели добра, тебя лечили…
– Может быть. Но я слишком долго находился взаперти, постепенно свыкся со своим новым положением: я зверек, меня боятся, потому что я хищный зверек, опасный зверек. Но зверек умеет выживать. Это просто, брат, когда врастаешь в шкуру зверя. Тогда начинает работать инстинкт, он подсказывает, как выбраться из клетки. И я выбрался. У меня нет завтрашнего дня, я живу сегодня, а инстинкты сохраняют мне жизнь и на завтра. Я зверек, который не поддался дрессуре, а за время, проведенное там, забыл, что когда-то жил человеком, потому у меня нет правил, нет привязанностей, нет того, что отличает зверя от человека. Я зверь, я буду бежать от людей. Мне пора.
– Не уходи. Тебе надо лечиться, ты не понимаешь. Я помогу…
– Ты уже помог, поэтому я пришел еще сказать «спасибо».
Нож сразил наповал, брат свалился к ногам, корчился от боли и смог произнести лишь:
– За что?
– Прости, ты не оставил мне выбора. Ты же все равно заявишь в милицию, начнется облава, меня поймают…
Лазарь смотрел на умирающего брата…
Но что это? У ног лежала настольная лампа, абажур которой он проткнул ножом.
Лазарь очнулся, озирался по сторонам. В комнате пусто. Так что же это было? Почему все повторяется с точностью до слова? Это непросто – всадить нож в родного брата, непросто пережить заново волнение, когда боялся, что Аня застанет его в доме…
74 
