Деревянная крепость была густо застроена внутри.
Кроме усадьбы цана, и жилых домов тут были общинные амбары, кумирня, и большое здание для собраний.
Возле кумирни в священной сокровищнице лежала казна этого племени — пушнина, слитки серебра, дорогое оружие, металлическая посуда большие бронзовые котлы.
Подумав, Костюк стал вспоминать — что ему удалось выяснить насчет местного владыки — цана.
Местный князек похвалялся, что его великий предок Гхуш-Сон, трижды сражался с самим Владыкой Нижнего Мира, и только однажды потерпел поражение. После чего был, правда, съеден оным Владыкой.
Местные владыки-цаны, и их младшие собраться — богатыри, не могли даже женится на простолюдинках. Это считалось не просто зазорным, а просто немыслимым.
Лишь дочь вождя или другого богатыря была достойна его.
Одна из легенд гласила, что один из богатырей, которому оскорбленная чем-то жена подложила вместо себя служанку, в ярости отсек себе детородный орган, оскверненный соитием с холопкой.
У каждого был шелковый пестрый платок, которым они обвязывали голову, отчего слегка напоминали пиратов. На поясе висел длинный меч, боевой нож, и два ножа поменьше — для скальпирования врага, и вырезания у него сердца и печени. У некоторых все это дополнялось боевым топором.
Обитали тут не только само собой витязи и цаны, но и рабы.
Рабы готовили еду, подавали на стол кушанья на пирах, заготовляли дрова и пасли лосей, и даже выполняли поручения хозяев — к примеру созывая народ на собрание. Сам народ — простые общинники, жили в полуземлянках за стенами города, пахали скудную почву, охотились и ловили рыбу.
Жили скудно — хлеба на горных, продуваемых ветрами пашнях вызревало немного. Они обдирали кору с дерева, затем острым ножом срезали нижний слой лыка, сушили его и толкли, в муку, которую затем пускали на лепешки.
Его домохояином, к которому цан определил Алексея на постой, был старый уже охотник-медвежатник Вирама.
И любимым его занятием в свободное от дел время, было поговорить о медведях.
Вот и сейчас, подав Алексею чашу с вяленым мясом — правда не медвежьим а кабаньим, он принялся за рассказ.
Медведь тварь умная. Вот говорят старики, что когда к примеру, колоду с медом находит, то, чтоб перевернуть, находит лесину подлиннее, и под нее подсовывает. Пчелы наружу вылетят — а медведя рядом-то нет!
Или вот что говорят — когда он замечает место для берлоги, значит, то знаки там особые ставит — когтями. И по знакам этим другие медведи вроде как понимают — чье это место. Если сильного — уходят, а если слабейшего — себе забирают.
А если пойдет за ягодой, то колоду берет — болотные кочки уминать.
Говорить не может, но речь понимает. А в старые времена, бывало, девок крал да жил с ними. И даже дети от того рождались. Вот, род шамана Тырге от такой полумедведихи происходит. Но потом ушла древняя сила из мира, и люди больше не могут рожать детей от зверей, а звери — обращаться в людей.
А, ты чужак, — бросил он, — вижу не слушаешь меня! — прикрикнул вдруг Вирама. Чего хмурый такой?
— Извини, уважаемый, — изобразил всем своим вмдом раскаяние Алексей. Так, вроде как зима скоро настанет, а я всё тут сижу.
Эээ, — как-то многозначительно и высокомерно улыбнулся хозяин, — сказано же — до Дня Очищения — ну никак нельзя. Сказано же!
Ну так скорее бы… — улыбнулся Костюк.
Вот тёмный человек! — всплеснул тот руками. Ты видать думаешь, что мы тут даром тебя держим! Вы там на закате, совсем от предков да от их мудрости отвернулись! Вам там новые боги помогают! А тут они силы не имеют — тут старые хозяева правят, и весь сказ.
Ты вот не веришь, а послушай как — что с дедом моим было.
Поехал мой прадед на торг. В дороге ночь его прихватила. Ну, прослышал он, что там неподалеку селение есть. Ну, заехал — смотрит, в домах огни погашены, только в одном горит. Ну, заходит он туда — народу полон дом, аж воздух спирает, жречишко какой-то в бубен бьет, что-то там воспевает.
Говорит — здравствуйте, мол, люди добрые.
Те не отвечают. Ну он опять — здравствуйте, мол.
Тогда тут жрец встрепенулся, да как начнет бормотать, да все непонятное. Только и разобрал — мол, огонь свистящий, да ветер из земли выходящий, да дух нас едящий, пришел.
Ну, толкнуло что-то его в сердце, или может, подумал, что не ко времени пожаловал, повернулся и ушел.
Приехал на постоялый двор, спрашивает — не знаете, что твориться в селении, странные там люди какие-то… Те — какое селение? Тут нет ничего!