Что интересно может быть важнее нежели появление первых нормальных людей в этом мире, причем не с войной, а с предложениями дружбы и всего такого?
— Девятая рота… как корова языком слизнула! — ответил генерал, тяжело поднимаясь.
Только один боец да и тот…
К безымянной глинобитной крепостце, в сотне километрах от Октябрьска, которую лишь три дня назад заняла девятая рота 891 сводного, они прибыли уже под вечер. Бронеколонна вместе с двумя «Уралами» в которых сидели степняки, остановилась у рассыпавшихся стен, рядом с которыми как-то сиротливо и беспомощно стояли две БМП с настежь открытыми люками, и полевая кухня…
Позже разведчики вспомнят — что самое жуткое впечатление на них произвела эта еще чуть теплая кухня наполненная перловкой с мясом — как докладывал еще утром комроты, они подстрелили матерого самца какой-то степной длиннорогой антилопы, чтобы разнообразить меню, и поберечь консервы.
Именно такое же чувство сейчас испытал Сентябрьский.
…Шаман хранил каменную неподвижность — не дать ни взять индеец из какого-нибудь фильма. Воины вели себя более живо, хотя и с сомнением время от времени принимались щупать железо бортов.
Зато на оружие десантников они смотрели как-то странно — с уважением, но без особого удивления: словно слышали о чем-то таком, или даже случалось видеть нечто подобное.
Это не прибавило Сентябрьскому оптимизма — в конце концов, даже в его родном ХХ веке есть уголки мира, где до сих пор в ходу копья и луки. Если к магии добавятся еще и пулеметы, то простое удержание взятых позиций станет ба-альшой проблемой.
На плащ-палатке разведчики вынесли парня. Рядовой Николай Крюков, как уже сообщили — один из ста десяти человек. Сперва Макеев (да и все присутствующие) подумали, что он уже покинул сей мир, — настолько безжизненным было тело на плащ-палатке, но он все-таки жив.
Хотя от последнего порога его отделяло не столь большое расстояние.
Лицо, шея и руки были белее бумаги, и уже как будто отливали синевой.
На лице живыми были только глаза, наполненные болью и ужасом. Только движение зрачков да редкое дыхание, говорило, что он еще здесь.
Лейтенант с чашей и змеей на петлицах, провозившись минут пятнадцать над недвижным солдатом, сообщил устало, что медицина тут бессильна, и он не знает — что с ним.
— Может быть, если отвезти в город, в госпиталь, где врачи поопытнее…
Тут заговорил дотоле молчавший шаман.
— Он говорит, — начал переводчик в ответ на немой вопрос Антонова, — что его не надо везти в город, и наши… он запнулся… — наши знахари ему не помогут.
Он хочет его посмотреть — может что-то сможет сделать.
Полковник только махнул рукой.
Крос-хван наклонился над неподвижным телом солдата, и с полминуты всматривался в него.
— На ваших людей было наведено могучее чародейство, — вынес вердикт степняк. Ни у кого не оказалось амулетов, защищающих от него, и среди них не нашлось владеющего силой, способного его отразить.
— И что же теперь делать? — потерянно пробормотал полковник.
— Нужно снять с него злое волшебство, — сообщил шаман. Я могу это сделать, но понадобиться свежая кровь.
— Моя подойдет? — вдруг спросил лейтенант, не став даже переводить фразу.
— Пожалуй, подойдет, — кивнул Крос-Хван.
Кто-то принялся снимать штык нож с автомата, но военмед решительно остановил его, и открыл чемоданчик, откуда извлек острый ланцет.
Через пару минут в подставленную шаманом темную деревянную чашу потекла свежая кровь с трех запястий — одного солдатского и двух офицерских.
Он понюхал содержимое чаши, — словно вампир, или еще какой-то мифологический кровосос, и занялся солдатом.
Без тени брезгливости сунул он пятерню в чашу, окропил неподвижное тело кровью, а потом коряво вывел на лбу и щеках парня какие-то знаки.
Затем положил обе руки на грудь рядовому, и что-то забормотал, беззвучно шевеля губами.
Известковая бледность сошла с лица Крюкова, дыхание стало заметным, а с губ сорвался тихий плачущий стон.
Товарищ командир, разрешите… доложить… — выдохнул солдат.
Рассказ был сбивчивый и невнятный.
Утром, Крюков, сменившись с караула, решил вздремнуть, и забрался на чудом уцелевшую смотровую площадку башни, рассчитывая что не попадётся на глаза начальству и чуток покемарит. А затем произошло что-то непонятное и страшное.