176 
— Воздействию, — буркнул Санин. — Это вы называете воздействием? Семнадцать трупов и столько же кандидатов в покойники?
Байлаков запнулся…
— Я же не виноват.
— Продолжайте, товарищ профессор, — тихо и серьезно попросил Мезенцев, укоризненно глянув на подполковника.
— В результате, субъективная длина дромоса… объекта перехода, — поправился ученый, — выросла примерно на одну пятую, а условное поперечное сечение соответственно уменьшилось приблизительно на четверть. Причины, вызвавшие процесс неизвестны, — вздохнул Байлаков. — Хотя…
Бросил быстрый взгляд в сторону Арс Мака.
— По словам специалистов, специфические методы воздействия на природу можно отбросить сразу.
— Точно, — подтвердил Аор. — Ни одна магия не может повлиять на Основу Мира.
— У меня всё, — суммировал Сергей Сергеевич.
— И какой вывод из всего этого может сделать наша наука? — в голосе генерала прозвучал неприкрытый сарказм.
— Пока очень мало данных, — сообщил Байлаков, пролистав записи. — Возможно, в межпространстве произошло какое-то редкое явление, вроде циклона или землетрясения. Возможно, что это какие-то естественные процессы в дромосе. Как скажем… ммм… новостройка даёт усадку и трещины, так возможно и созданный нами объект перехода стремится стабилизироваться.
— То есть, если я вас правильно понял, повторение чего-то подобного не исключено? — уточнил Мезенцев.
Вновь молчаливый кивок.
— А поконкретнее?
— Я дам ответ завтра. После того как будут обработаны данные из шестнадцатой лаборатории, — соврал, не моргнув, Байлаков.
Соврал, потому что данные у него уже были, и сейчас проходили проверку в его родном институте, куда он их переслал по спецсвязи несколько часов.
Если то, что они обнаружили, соответствует истине, на проекте «Порог» можно ставить жирный крест. И не исключено что это будет крест и на его карьере.
Октябрьск. Военный госпиталь. За несколько часов до этого
— Только прошу вас, недолго, — еще раз повторила Ташкова. — Он и так очень плох, и…
Военврач запнулась, и Байлаков понял — надежды нет. Впрочем, зная примерную мощность потока, иного ждать не приходилось — оба лаборанта, оказавшиеся непосредственно на пути выброса, умерли спустя полчаса.
— Хорошо, Валентина Петровна, я понимаю…
Стараясь ступать бесшумно, Байлаков вошел.
На Демьяненко было страшно смотреть. Буквально отслаивающиеся волосы, мелкие точки кровоподтеков на белесой уже какой-то неживой коже, подсохшие капли крови на подбородке.
В памяти Сергея Сергеевича услужливо всплыли характеристики последствий радиационного поражения из еще институтских учебников: «Внутренние кровотечения… Повреждения внутренних органов… Разрушение костного мозга… лимфатическая дисфункция…».
Отогнав эти мысли, он подошел и сел на стул рядом с койкой.
Его заместитель поднял на шефа глаза.
— Сергей Сергеич, хорошо, что вы пришли, я очень просил передать… — больной запнулся, переводя дух.
И Байлаков ощутил железно впившийся в сердце страх — ведь он тоже мог оказаться в этой треклятой шестнадцатой лаборатории, он ведь давно собирался посмотреть, как идет изучение дромоса.
— У меня не так много времени, — продолжил его заместитель. — Помните те странные гармоники… месяц назад. Помните, когда мы сделали четырехмерную развертку на ЭВМ и математическую модель? Думаю, надо опять отсмотреть, она ведь идеально ложится на характеристики выброса…
Он закашлялся, алые брызги упали на подушку.
— Магнитную запись наверняка стерло, но самописцы работали до самого конца.
Профессор только кивнул. Какие уж тут магнитные ленты — излучение сожгло даже микросхемы вычислительных машин.
— Вот, наверное, и все. И еще, я очень вам благодарен: это были лучшие годы моей жизни…
Демьяненко прикрыл глаза, и лишь слабое биение пульса на виске говорило, что он пока жив.
Байлаков почувствовал, как сдавило грудь.
Лежавший перед ним умиравший человек не лукавил — он искренне считал убившую его работу лучшим из того, что было в его почти полувековой жизни.
Молодость и большие надежды, похвалы преподавателей. Потом — непонимание коллег, обвинения в шарлатанстве, и в том, что он занимается ненужными никому вещами.
Уход из аспирантуры, неудачная женитьба, работа в провинциальном НИИ, редкие публикации и разгромные рецензии, зарубленная диссертация… И, что хуже всего для ученого, никаких перспектив получить признание — не себе, свои идеям. И так до тех пор, пока три года назад его статью в специальном журнале не увидел Байлаков, отчаянно нуждающийся в нестандартно мыслящем математике для доводки расчетов. Господи, как радовался Демьяненко, словно ребенок, что его работа оказалась нужна по настоящему! Как, бывало, целыми сутками не отходил от ЭВМ, как играючи выводил формулы, глядя на которые уважительно качали головами почтенные академики-эксперты.
176 
