Третье «пятно» было самым большим. Оно находилось вдали от моррона, а если точнее, то на противоположной стороне зала. Его нельзя было назвать островком, скорее уж целым архипелагом с грозно возвышающимися прибрежными скалами, о которые разбивалась шеварийская пестрота, как разбиваются волны о крутой берег во время бурного шторма. Составив вместе несколько столов, в дальнем углу харчевни расположилась дюжина иноземных наемников, молчаливых, суровых с виду и чересчур бородатых. Дарк затруднялся сказать, из какой именно страны прибыли иноземные солдаты. Их простоватые кожно-кольчужные доспехи не походили ни на герканские, ни на филанийские латы; фигуры были чересчур широкоплечими и крепкими для южан-виверийцев, да и в загорелых, толстощеких лицах наемников проглядывало что-то чужое, совсем-совсем незнакомое. Одно Аламез понял точно – родные края державшихся вместе охотников за звонкой монетой находились очень-очень далеко. Возможно, они прибыли из тех неизведанных стран, о которых не только он, но и его ученый товарищ, Мартин Гентар, никогда не слышал.
– Получшело уже?! А чо пьянилку не хлещешь, неужто брезгуешь шеварийским винцом? – раздался над ухом засмотревшегося на иноземцев-бородачей Аламеза знакомый голос напарника, а через миг его взору предстал и сам Грабл, грузно опустивший свои массивные, приземистые телеса рядышком на скамью. – Зря, мил человек, зря! Эта муть настоль вкусна, что герканские рыцари ее с охотцей употребляют… Особливо под кабанчика хорошо, зараза, идет…
– Кто они? – не желая вести разговор о достоинствах шеварийского вина, спросил Дарк, кивнув в сторону столов, за которыми восседала добрая дюжина наемников.
– А мне почем знать? – пожал плечами Грабл и одновременно затряс обильно покрытой каплями пота бородой. – Эй, я в Верлеже так же, как ты, совсем недавно… С пару месячишков прожил бы, тогда бы, могет, и знал, что за рожи отвратные там восседают… Слышь, не тем ты головушку забиваешь! Давай, пока жрачку с выпивкой не принесли, дельце наше обговорим…
– У тебя есть вроде бы план, а у меня есть уши, – произнес Аламез, явно недовольный тем, что напарник привел его в это место. – Вообще-то мог задумку свою и ранее изложить! Зачем затащил меня в этот «пьяный курятник»?!
– А чем те здеся не нравится-то?! – выразил искреннее удивление Зингер. – Место как место… и харч сносный, и выпивалка неплоха! К тому же у этого заведеньица еще одно достоинство имеется… – хитро прищурившись, прошептал напарник. – Даж как-то обидно, что ты его еще не приметил…
– Хватит глупостями заниматься и загадки загадывать! – проскрипел зубами Дарк и, не удержав в себе злость, стукнул по столу кулаком. – Раз есть план, как в тюрьму пробраться, говори! Время, дружок, поджимает, время! Его ой как мало осталось… Тем паче что нам не только Анри вызволить надо, но и еще кое-кого из шеварийских застенков вытащить…
– А ты аптекаря иль эту дуреху-посыльную имеешь в виду? – презрительно хмыкнул Грабл, ничуть не стеснявшийся прилюдно ковыряться ногтем в зубах.
– Кого получится, того и спасем, а лучше обоих! Не забывай, по возвращении мне еще с фон Кервицем объясняться придется, и беседа, чую, совсем не из легких будет…
– Да, ладно те… – небрежно отмахнулся Зингер. – Не хорони свое рыцарство прежде времени! И Фламмера вызволим, и старикашку за компаньицу с девкой прихватим… Нам, главное, в застенки до конца ночи пробраться, и пропуск наш в невзрачный мирок пыточных да темниц невдалеке от нас, вон прям там восседает да курочку за обе щеки утрескивает…
Как ни странно, но Дарк сразу понял, о чем говорит напарник, стоило ему лишь взглянуть в сторону, куда слегка кивнула голова Грабла. За небольшим столиком возле окна ужинала троица крепких, плечистых мужчин в совершенно одинаковых одеждах. На вино здоровяки не налегали, но зато с усердием набивали толстые, перевешивающиеся через ремни животы. Поскольку одежда незнакомцев была одинаковой, Аламез догадался, что это солдатская форма, а поскольку наряды посетителей казались довольно мрачными по меркам Верлежа (в них преобладали темно-фиолетовый и грязно-серый цвета), моррон тут же пришел к единственно возможному умозаключению, что это тюремщики. Слова Зингера, наконец-то прекратившего ковырять пальцем в зубах, подтвердили смелое предположение.
– Видишь ли, мест, подобных этому, в городке множество, но особое достоинство «Хмельных несушек» в том состоит, что рядышком с тюрягой она и находится. Отсюда до казематов не более пары сотен шагов будет! Здесь частенько тюремщики да их собратья – заплечных дел мастера перед сменой животы набивают, а после вахты горло промачивают, – зная, что вокруг слишком шумно и их разговора никто не расслышит. Грабл не стал утруждать себя шепотом. – Шеварийцы, мой друг, чудной народец во всем, и не только говором смешным, одежонкой пестрой и домишками кособокими от нас отличаются! У здешних властей странное, но в то же время довольно логичное представление о том, что такое преступление и чему должно служить наказание. Что в Альмире, что в Маль-Форне, что в иных городах так называемого «Заозерья» тюрьмы с висельными площадями в бедняцких кварталах находятся, подальше от богатого люда, который грязь жизни лицезреть не хочет, а желает лишь сладкие плоды радости вкушать… А в Верлеже же узилище, наоборот, там расположено, где зажиточные горожане проживают. Точно сказать не могу, но, по моему разумению, власти местные так рассудили: голытьба городская всяко воровать да грабить не перестанет, сколько казнями ты ее ни стращай, а вот для порядочных горожан, которые уже жирком обрасти успели да потомство не в богатстве, но в сытости и достатке наплодить, это хорошее предупреждение! К тому ж лень шеварийцам преступников на казнь да в судейские палаты через весь город возить, вот они все рядышком и расположили, на одной площади те и суд, и тюрьма, и место для работы палача… А еще говорят, что в праздные дни отрубание голов и прочие казни уж больно веселят подвыпивших шеварийцев…