— А ты хочешь?
Она горячо замотала головой, не решаясь встретиться с ним глазами. Неужели она до сих пор так боится его потерять? Он предложил ей выйти за него замуж. Что еще он мог для нее сделать? Чего же ей еще надо?
Он не любит, он все-таки не любит ее по-настоящему. Если она и победила, то лишь благодаря покорности и смирению. Она ничего не требовала, не капризничала, не досаждала ему, не доставляла никаких неприятностей. Она была послушна, надежна и мечтала о детях. У нее никогда не было других любовников. Люку не так-то просто было бы ужиться с женщиной, имевшей прошлое, сходное с его собственным. А в спальне… стоило ему к ней прикоснуться, как по коже у нее пробегал огонь и, хотя она никогда ему об этом не говорила, она едва могла сдерживать охватывающий ее восторг. А самое главное, наверное, — это то, что она его любит и он позволяет ей любить себя и не требовать больше, чем он готов ей дать. Как бы там ни было, он хочет не столько жениться, сколько как бы повысить ее в звании, а это, хотя ее гордость и протестует, все-таки лучше, чем просто денежное вознаграждение.
— В ближайшие же дни мы поженимся, — небрежно бросил Люк и, взявшись за телефон, начал серию бесконечных звонков. Заметив, что она за ним наблюдает, он растянул губы в непереносимо ослепительной улыбке и, протянув руки, привлек ее к себе. — Вид у тебя счастливый, — сказал он бодро.
Лишь женщина, потерявшая голову от любви, может забыть целый год жизни и, несмотря на это, быть счастливой. Она сбросила туфли и блаженно приникла к нему, считая себя самой счастливой женщиной на свете. Если она изо всех сил постарается быть ему самой лучшей женой, то он, может быть, и в самом деле ее полюбит.
— Мы попали в пробку, — кокетливо прошептала она, теребя кончик его галстука и чувствуя себя гораздо смелее, чем когда-либо раньше. Уверенность в том, что они скоро поженятся, изменила ее обычную сдержанность.
Люк вдруг напрягся и замер на полуслове. Опершись рукой на его бедро, Кэтрин склонилась над ним и принялась развязывать ему галстук — как она надеялась, в самой соблазнительной манере.
— Кэтрин… что ты делаешь?
Люк был прямо-таки невероятно непонятлив. Взглянув ему в глаза, где застыло изумление, она покраснела и, опустив голову, принялась за пуговицы на рубашке. Она поняла причину его осторожности и прятала озорную улыбку. Она раздевала Люка в первый раз. И в первый раз она была инициатором любовной игры. Ласковые пальчики пробежали по золотистой коже, покрытой завитками черных волос. Он с шумом вдохнул, мышцы у него напряглись, и это придало ей уверенности.
До чего же приятно было просто прикасаться к нему. Как странно, подумалось ей, разум твердит, что такого быть не может, а чувство говорит, что она по нему буквально изголодалась. Когда она, страстно прильнув губами к его вздрагивающему телу и все более отдаваясь охватившему чувству, осыпала его поцелуями — от загорелой шеи до напрягшихся мышц живота, — он дернулся и уронил телефон.
— Кэтрин… — пробормотал он, тая от удовольствия.
Она погладила его бедро. Едва она к нему прикоснулась, он застонал, и ее охватило ощущение поразительной власти над ним. Его била дрожь, голова запрокинулась, мышцы напряглись. «Оказывается, это очень легко», — подумала она, наслаждаясь тем, как он отзывается на ее прикосновения.
— Кэтрин, так нельзя. — Он дышал так быстро и громко, что слова прозвучали невнятно.
— Но мне приятно, — отозвалась она, слегка удивляясь себе, но говоря чистую правду.
— Per amor di Dio, где моя совесть? — выдохнул он.
— Какая еще совесть? — прошептала она, растворяясь в море сладострастия, и принялась расстегивать молнию.
— Cristo, да это же сущий ад! — Совершенно ошарашив ее, Люк резко вырвался из ее объятий. — Так нельзя. Мы уже у самого аэропорта! — невнятно пробормотал он.
— Мы же в пробке. — Большей обиды, большего унижения Кэтрин в жизни не испытывала. Она смотрела на него как раненое животное.
Он выругался и вдруг, резко прижав к себе, впился ей в губы жадным поцелуем, от которого у нее перехватило дыхание, и страстно захотелось большего. Заныл каждый нерв ее тела. Она ощущала каждый его мускул. Его запах, его вкус, будто сильнейший наркотик, сводили ее с ума.
Оторвавшись от ее губ, он зарылся лицом в ее растрепавшиеся волосы. Как мучительно было расстаться с его губами… Его сердце стучало у самой ее груди. Она буквально ощущала, как он борется с собой. Он испустил долгий, мучительный вздох.