39 
Он предложил ей гораздо больше, чем она смела даже надеяться. Дом, семью, мужчину, который видел в ней мать своего ребенка.
— Oui.
— Но, возможно, я не беременна.
— Это легко исправить.
Было ли это предложением руки и сердца? Наверное. Почему еще он привел бы ее в этот самый романтичный ресторан с прозрачной крышей, позволяющей любоваться яркими звездами? Но Франко не достал кольца и не встал на колено. Возможно, французы не следуют этой традиции?
— Я тоже… думала об этом.
— Ты должна будешь оставить свою работу, которая, как ты утверждаешь, тебе очень нравится.
Она мяла в руках салфетку.
— В этом нет необходимости. Меня уволили за неделю до отъезда в Монако. Я не сказала об этом Кэндис, чтобы она не волновалась за меня во время приготовления к свадьбе.
— Так ты безработная?
— Я планировала найти работу, когда вернусь в Штаты. Я могла бы работать и здесь, пока не родится ребенок.
— Я буду оплачивать твою квартиру, пока ты не вернешься в Штаты. И конечно, дам тебе большую компенсацию.
Она смутилась.
— Объясни.
— Я дам тебе еще миллион евро после рождения ребенка и оплачу все расходы на врачей.
У нее закружилась голова, и она чуть не свалилась со стула. Схватившись за край столика, она посмотрела прямо в его глаза, но не увидела в них ни намека на любовь. Он смотрел на нее так, будто совершал коммерческую сделку.
— Ты просишь меня выйти за тебя замуж, Франко?
Он откинулся на стуле.
— Non. Мне нужен наследник, а тебе — финансовая стабильность. Я предлагаю разумное и устраивающее нас обоих решение. Второй миллион даст тебе возможность не работать и вести роскошный образ жизни. Ты говорила, что одного миллиона тебе не хватит.
Грудь Стейси так сдавило, что ей с большим трудом удалось произнести страшную фразу:
— Ты хочешь, чтобы я родила ребенка… и отдала его тебе? Как единственному опекуну?
— Oui. Ты же видишь, я могу обеспечить ему прекрасную жизнь.
Его полное хладнокровие повергло Стейси в ужас. О боже, она любила циничного и высокомерного мерзавца!
Наверное, только в это мгновение она окончательно осознала, как сильно она любит сидящего перед ней человека, так как разочарование ее было бесконечно горьким.
— Так, получается; я тебе не нужна? Вначале ты купил меня, а теперь ты хочешь купить моего ребенка?
Произносимые ею слова жгли ей горло. Она еще надеялась услышать, что все это неправда, что она просто неправильно его поняла.
— Ты очень сексуальна, Стейси, — после небольшой паузы произнес Франко. — И я с удовольствием буду делить с тобой свою постель ровно столько, сколько потребуется, чтобы ты забеременела. Но я совершенно не собираюсь жениться.
Когда они ехали в Авиньон, он уже говорил ей, что семейные узы не для него. Почему она тогда не поверила ему? Он никогда не позволит женщине быть рядом с ним. И он никогда не изменится.
Стейси была готова рискнуть своим будущим, своим сердцем, а он — нет.
Как она могла быть такой глупой, чтобы влюбиться в него?
Стейси вскочила со стула.
— Никогда!
Франко тоже встал.
— Даю тебе двадцать четыре часа, чтобы ты пересмотрела свое решение.
— Даже не надейся. На сей раз я не передумаю. Ты можешь взять свои два миллиона евро и…
— Какие-то проблемы, мадемуазель? — в беспокойстве, спросил подскочивший к ней официант.
— Да. Я плохо себя чувствую и поэтому уезжаю. — Она повернулась к Франко. — Я не хочу больше видеть тебя.
— Стейси, если ты прервешь наши отношения сейчас, ты потеряешь все деньги.
Да, она оказалась там, откуда начала. Почти сломленная, без денег и без работы.
— Твоя цена слишком высока. Я никогда не рожу ребенка, чтобы отдать его кому-либо. — Она с трудом переборола подступившую к горлу волну тошноты. — И я никогда не смогу уважать мужчину, который хочет, чтобы я так поступила.
Она схватила сумочку и помчалась к выходу прежде, чем слезы полились рекой из ее глаз.
— Ты был прав относительно Ангелины.
Голос отца отвлек Франко, рассматривавшего вид за окном своего офиса, размещенного на тридцатом этаже.
Франко повернулся к отцу лицом.
— Что случилось?
— Я сказал ей, что допускаю возможность передачи всей нашей фамильной собственности тебе, и она тотчас покинула меня. — Боль и разочарование углубили морщинки на лице Армана.
39 
