Хотя склеп комфортный, ничего не скажешь. Но все-таки склеп.
Рядом не было даже соседей, с кем можно поболтать. Единственный дом, расположенный ближе к центру города, пустовал. Лишь на первом его этаже располагались офисы, заходить в которые у нее не было никакого желания. Даже когда надоедало экспериментировать с кулинарными рецептами.
Надя уперла руки в бока и в раздумье принялась разглядывать присланные Рэндом книги и видеокассеты на полке. Она усмехнулась, вспомнив, как сначала собиралась обойтись без помощи братьев. Но потом здраво рассудила, что помирать с голоду тоже не годится, и решила-таки воспользоваться предложенными рецептами. Таким образом, с помощью видеозаписей, книг и передач по кабельному телевидению, она научилась готовить сама. В связи с чем ей пришлось научиться еще и убираться. Потому что кроме как самой больше это делать было некому. В итоге она не только успешно освоила стиральную машину, но и вполне прилично справлялась с теми несложными домашними делами, которые раньше за нее делали другие. В общем, было чем погордиться: у нее получилось, если не считать пары промахов.
«Вот так, папочка. Два месяца, а я еще жива. Уверена, этого ты не ожидал».
За два с лишним месяца своего заточения в золотой клетке она успела пересмотреть все фильмы, вышедшие в прокат за последнее десятилетие. Но главное — обнаружила дешевый, но вполне приличный магазинчик, который поставлял товары на дом. Это было гораздо выгоднее, чем каждый раз брать такси и ехать в Даллас за продуктами.
Правда, она еще не научилась водить. И это было единственным условием отца, которое она пока не выполнила.
Воспоминания опять нахлынули на нее, и чтобы избавиться от них, пришлось заняться уборкой. Она принялась пылесосить пол и чистить ковер, стараясь заглушить в душе гнев на отца.
В голову лезли мысли, что он снова недооценил ее, послав в этот дурацкий пентхаус и заставив «искать себя». В то время как братьям выпали менее обременительные условия:
Рэнду предписано, вернуться в компанию «Кинкейд Круиз Лайн» и занять место отца. А Митч, продолжая занимать свою прежнюю должность в компании, будет вынужден играть роль дорогого младшего сына Эверетта.
Гнев забурлил в ней с новой силой.
Но вскоре его сменила глухая горечь. Да, она злилась на отца за то, что он отнесся к ней как к неразумному ребенку. Но ощущение утраты чего-то важного, значившего для нее гораздо больше, чем это казалось, было сильнее. Неужели больше не будет жарких споров? И этих порой изматывавших, но таких азартных словесных баталий? Она не могла представить себе того, что больше никто не прочтет занудную лекцию о том, как надо правильно себя вести. И что теперь не надо бояться неудач. И неужели можно жить как-то еще без этого противного липкого страха от того, что за каждым твоим движением следит невидимый чужой глаз?
Надя была вынуждена признаться себе, что все прежние ужасные поступки она совершала только с одной целью: поразить его. Так хотелось чувствовать, что она кому-то нужна в этой жизни, кто-то ее ценит. Конечно, братья всегда заботились о ней, но у них своя жизнь, и отсутствие рядом сестры не слишком их напрягает.
«Постой, а ведь ты и сама виновата в том, что не хочешь ни с кем сближаться и никого не пускаешь к себе в душу. Потому что обратная сторона близости — это горечь потерь, а тебе больше этого не надо. Так ведь? То-то. И нечего теперь себя жалеть. Давай-ка переставай нюни тут распускать».
Наде казалось, что за всеми этими домашними хлопотами она окончательно отупела и ее разум закоснел окончательно. Несмотря на то что она, как могла, старалась не впадать в состояние оцепенения. Наниматься на работу ей было запрещено. А готовить целыми днями — кто не сойдет с ума от скуки?
Наверняка охрана и Элла, домработница из соседней квартиры, считали ее сумасшедшей, потому что каждый раз, едва только открывались двери лифта, она бросалась болтать с ними, словно голодный на хлеб.
День пролетел незаметно. Надя кинула взгляд на окно, но не увидела ничего, кроме собственного отражения в стекле. Потом, отвернувшись, рассеянным взглядом заскользила по комнате, пока не остановилась на старинных дедушкиных часах. Одиннадцать?! И куда только девался день? Казалось, что время улетучивалось само собой. Дни таяли, словно лед под солнцем.
Неужели когда-то, в прошлой жизни, это ей вышколенный дворецкий желал приятного дня? И толпы друзей каждый вечер после работы — неужели и такое тоже было?