Последние отзывы

  2  

Что касается мужчин… Она привлекала их неброской красотой, они появлялись и исчезали, потому что они – и Алекса знала, отчего это происходит – мало для нее значили.

Объяснив себе эту причину, она ограничилась обществом нескольких молодых людей, с которыми приятно было сходить в театр, на концерт или на художественную выставку. Чувств ее эти парни не затрагивали, а физически… Ни один из них не разжег ее сексуальность.

Ни один, кроме мужчины, который стоял в дверях. Мужчины, одного взгляда на которого достаточно, чтобы перехватило дыхание и участился пульс. И так было каждый раз, стоило ей посмотреть на него.

Как сейчас.

Он стоял, довлея над пространством. Вот так же он довлел над ее разумом. Он был высок – метр восемьдесят ростом, – мускулистый, гибкий, одетый в безукоризненный светло-серый костюм от дизайнера. Он обладал врожденной элегантностью, а свою мужественность он унаследовал от небританских предков.

Французская фамилия досталась Гаю де Рошмону в наследство вместе с панъевропейским банкирским домом «Рошмон-Лоренц» – олицетворением богатства, престижа и власти.

И вот теперь глаза с необычно длинными ресницами, от взгляда которых Алекса таяла как воск, были устремлены на нее. Как и прежде, она ощутила их силу, но впервые что-то еще, от чего воздух между ними завибрировал от напряжения и стал осязаем, как натянутая струна.

Она застыла с кофейником в руке, глядя, как он входит в залитую солнцем кухню. Кухня вдруг сделалась не такой светлой, и солнечные лучи уже не были теплыми. Казалось, что напряжение длится вечно, хотя сердце Алексы успело стукнуть всего один раз.

Наконец он заговорил:

– Мне нужно кое-что тебе сказать.

Гай говорил по-английски почти без акцента, с едва заметными иностранными интонациями французского, итальянского, немецкого, да любого из полудюжины языков, на которых он с детства привык разговаривать, общаясь со своими многоязычными родственниками. Его голос прозвучал отрывисто, и Алекса почувствовала внутреннюю дрожь, ей стало страшно. Она не могла точно определить, что это за ощущение, не хотела признавать, что ей страшно, потому что если поддаться этому страху, то он может ее уничтожить. Так бывает, когда знаешь, что нельзя открывать одну дверь.

Те слова, которые он сейчас произнес, прозвучали откуда-то издалека. Его сдержанная манера, отрывистый тон сказали ей намного больше, чем слова, хотя каждый слог был подобен скальпелю, врезавшемуся в голое тело.

– Я собираюсь жениться, – сказал Гай де Рошмон.

Алекса стояла, не двигаясь.

«Как изваяние», – подумал он. Она похожа сейчас на статую и держит в руке кофейник, словно греческую амфору. Какие странные мысли лезут в голову! Наверное, это оттого, что он прилагает неимоверные усилия, чтобы сохранить самообладание.

Он тоже застыл. Во всяком случае, застыл его ум. Он вошел на кухню, зная, что он должен сказать. Зная, что это неизбежно. Двусмысленность исключена. Это ему абсолютно очевидно. «А ей?» – пролетело в мозгу.

Он внимательно смотрел на Алексу. Она по-прежнему стояла неподвижно, словно ноги у нее приросли к полу. В ее глазах, блестящих и ясных, глазах, которые заворожили его с первой встречи, ничего не отразилось. А ее лицо… Даже при его придирчивом отношении к женской внешности, ее лицо было безупречно. И не только лицо. У нее пленительная, стройная фигура. Она сразу притянула его взор и возбудила интерес. А свой интерес к противоположному полу он привык незамедлительно удовлетворять. Некоторые женщины, заметив, что они ему небезразличны, начинали с ним бесполезные игры, чтобы, как им казалось, поощрить его ухаживание или – что еще более самонадеянно – использовать знаки внимания с его стороны в своих целях.

Но Алекса – к его глубокому удовлетворению – не сделала ни малейшей попытки манипулировать им. С первой же встречи она не показалась ему ни лицемерной недотрогой, ни скромницей, ни кокеткой. И даже когда он все-таки обольстил ее и их связь стала развиваться, она, не колеблясь, приняла те условия, на которых зиждились их отношения, и без всяких возражений согласилась с ними.

Согласилась со всем, чего он хотел. С самой первой ночи… той незабываемой ночи.

Памятные моменты вспышкой пронеслись в мозгу. Вот так пламя бежит по сухому подлеску. Он заставил себя не думать об этом. Это пламя надо потушить… надолго потушить. И это ему удалось – помогла привычка к самодисциплине. Сейчас не время для воспоминаний – сейчас время для ясности.

  2