— Стойте! — заговорил он, подходя ближе к толпе. — Давайте оставим все, как есть. Я знаю, что меня объявили сумасшедшим. Что же, я не стану этого отрицать… пусть так! Впредь я не стану вмешиваться в ваши дела. Если кто из вас придет ко мне с нуждою как к начальнику Камчатки, я приму его как начальник Камчатки. Кто не желает знать меня за начальство, пусть даже не здоровается со мною… Но я прошу, — закончил он, подняв руку, — всех разойтись по домам, а вас, отец благочинный, вернуть божьи дары туда, где они и должны храниться.
Получилось так, что Соломин сам же и подтвердил свое мнимое сумасшествие. Трудно решить — верно ли поступил он. Не будем забывать, что религия еще очень властно заполняла сознание людей, и любое пренебрежение к церкви могло обернуться для Соломина скверно.
Морально опустошенный, он вернулся домой.
— И совсем я вам ни к чему! — такими словами встретила его кухарка Анфиса, покидавшая его.
Началось питание всухомятку. Круг изоляции «сумасшедшего» начальника замкнулся, но в этом кругу еще остались урядник Сотенный, отец и сын Блиновы, близким человеком сделался прапорщик Жабин, а простые горожане даже сочувствовали ему… Теперь надо выждать весны, чтобы покинуть Петропавловск с первым же пароходом и уплыть, не оглядываясь.
Над камчатской юдолью пылили синие вьюги.
ИСПОВЕДЬ ЧЕЛОВЕКА
Обывательские трущобы заносило сугробами, общение становилось затруднительным не только между поселениями, но даже и соседями в городе.
Был один из тягостных вечеров, когда Соломин ходил по комнатам, слушая, как метель стегает в окна. Неожиданно ему показалось, что он слышит отдаленный лай собак… Чу! Возле канцелярии взвизгнули нартовые полозья.
— Кто бы это мог быть?
В сенях хлопнула наружная дверь, но шаги человека были почти бесшумны, мягкие по-кошачьи. В потемках канцелярии чья-то рука долго шарила по стене, отыскивая дверную ручку. На пороге комнаты возникла фигура — сплошной ком мехов, занесенных пластами снега.
Первое, что бросилось в глаза Соломину, так это острые уши волка над головой незнакомца. Из нимба меховой оторочки виднелось лицо — лицо человека, которого Андрей Петрович никогда и нигде не встречал. Это лицо было почти ужасное: темное и жесткое от стужи, а взор пронзительный, даже хищный.
Незнакомец стянул с головы меховой капор с пришитыми к нему волчьими ушами. Потом аккуратно прислонил в угол комнаты тяжелый заиндевелый «бюксфлинт».
— Добрый вам вечер, — произнес он, и голос его оказался удивительно молодым и свежим.
— Здравствуйте, — ответил Соломин.
Андрей Петрович затеплил на столе еще две свечи, чтобы лучше разглядеть незнакомца. Тот сделал шаг вперед, осыпая снег с торбасов, поверх которых, как боевые щитки, были привязаны громадные меховые наголенники, предохранявшие ноги от переломов при падениях с нарт… Он заявил спокойно:
— Я приехал, чтобы вы меня арестовали. Весною прошлого года я имел несчастье застрелить двух человек.
Соломин безо всякой нужды передвинул на столе чернильницу, пальцем помог горячему воску быстрее сбежать со свечи.
— Явинского почтальона?
—Да
— И свою сожительницу?
—Да
— Вы местный траппер Исполатов?
—Да.
Нервными шагами Соломин пересек комнату, взялся за «бюксфлинт», обжегший ему руку ледяным холодом.
— Вот из этого?
— Именно…
Соломин спрятал оружие в канцелярский шкаф.
— Садитесь, — показал он на стул.
— Благодарю.
Последовал четкий кивок головы, а ноги траппера, обутые в промерзлые торбаса, вдруг разом сомкнулись, словно желая вызвать ответный звон невидимых шпор, — и этим жестом Исполатов непроизвольно выдал себя.
— Постойте, вы же… офицер? — догадался Соломин.
Ответ прозвучал даже с вызовом:
— Имел честь быть им.
Очень долго они молчали. Соломин за это время механически разложил на столе десть бумаги, придвинул перо к чернилам.
— Думаю, что составление полицейского протокола не доставит, удовольствия нам обоим. Лучше, если вы изложите обстоятельства убийства своею рукою.
Исполатов стянул с кухлянки хрусткую рубаху из замши и, скомкав, зашвырнул ее в угол. Безо всякого замешательства или волнения он окунул перо в чернильницу.
— Мне будет позволительно писать с двух сторон или же только с одной стороны страницы?
— Это не имеет значения, сударь…
Надсадно царапая тишину, долго скрипело перо. Страницы быстро заполнялись четким, разборчивым почерком. Исполатов сидел вполоборота к Соломину, который обратил внимание на его профиль — резкий профиль, как у римского центуриона. Андрей Петрович подумал, насколько разнообразны бывают русские люди — от добродушного курнофея до пронзительного облика Савонаролы… Закончив писать, Исполатов вздернул пышный рукав кухлянки и посмотрел на часы (блеснуло золото).